Варлен Стронгин - Александр Керенский. Демократ во главе России

– Тебе чего, Оленька? – сказал он, не повернувшись к ней.

Он давно не называл ее так ласково, и она растерялась, забыла подготовленные слова.

– Ничего, Саша, – покраснев, ответила она.

– Ничего, ничего, – повторил он, уйдя в свои мысли.

Она постояла минуту и вышла из комнаты. Вскоре вернулась:

– Ты здоров, Саша?

– Как никогда болен, – вдруг искренне произнес он, – не пугайся, Оля. Я болен болезнью адвокатов…

– Не слышала о такой, – удивилась она.

– Разве ты не знаешь, что настоящий адвокат болеет за своих подзащитных? – серьезно вымолвил он.

– Тебя пригласили вести новый процесс? – поинтересовалась Ольга.

– Давний, весьма давний процесс, Оленька. Никто не приглашал. Если не считать жизни.

– Кто же твой подзащитный?

– Подзащитная! – неожиданно воскликнул он. – Не понимаешь?

– Нет.

– Да страна наша, Оленька! Россия!

– От кого же ты ее защищаешь? Не от царя же?! Упаси боже!

– От царя, – четко произнес он, и Ольга от испуга сжалась, она давно чувствовала, что в нем зреет ненависть к царю. Уже года три-четыре она со страхом наблюдала, как он морщится, когда она в молитвах упоминает царское имя.

– И ты один? Один? Против… – пролепетала она.

– Время покажет, – задумчиво произнес он, – думаю, что меня поддержат многие.

– И ты не боишься, Саша? Ведь жандармы тебя караулят. Я знаю, что ты посылал свои требования к царю. Он не простит тебе этого.

– И другие тоже, – загадочно и протяжно заметил муж, после чего Ольга молча попятилась к выходу из комнаты.

«Что будет? Что будет с нами? Ведь могут сослать в Сибирь! Помилуй нас, Господи!» – простонала она и тревожно посмотрела на спящих детей.

Тем временем Александр Федорович мысленно вел свой процесс, начав с анализа событий, вспоминая, что в 1905 году были разорваны духовные связи между троном и городскими рабочими, а в июне следующего года подорвана вера в царя у либерально настроенной интеллигенции. Причиной этому послужил разгон I Думы, обсуждавшей вопрос о земельной реформе. Перед каждым патриотом вставал вопрос: во имя кого он живет – во имя России или царя? Первым ответил монархист и умеренный либерал князь В. Н. Львов: «Во имя России». Такой же ответ прокатился по всей думающей, неспящей и неравнодушной к своей судьбе стране. В 1915 году офицеры, казалось, самые преданные самодержавию люди, принимавшие присягу, пытались провести ряд заговоров по уничтожению царя. Известный военный летчик капитан Костенко хотел спикировать на автомобиль императора, когда он прибудет на фронт. Лично к нему, к Керенскому, явился его старый друг, сын одного из царских приближенных, граф Павел Толстой. Он приходил по просьбе великого князя Михаила Александровича, который, зная о его тесных связях с рабочими и левыми партиями, интересовался, как они отнесутся к тому, если он возьмет власть у брата и станет царем.

Тогда Александр Федорович подумал, что возможна дворцовая революция. Как он был наивен. Считал появление Распутина при дворе лишь отражением распада самодержавия, недооценил возможности неграмотного, но хитрейшего мужика из Сибири. Превращение Распутина из знахаря и друга царской семьи в человека, творящего историю России, привело к мысли, что историю творят не только объективные законы, что отнюдь не последнюю роль в ней играет личность. Много думал о царе, старался понять его действия.

Будучи уже императором, Николай II встретил в Виндзорском замке и влюбился в Алису Гессен-Дармштадтскую. Довольно быстро «Виндзорский солнечный лучик», как называл ее Николай, стала мрачной русской императрицей и фанатичной сторонницей православной церкви. После десяти лет супружеской жизни 30 июля 1904 императрица наконец родила сына. Ранее ее заботы ограничивались семейным кругом, а после появления престолонаследника она стала уделять усиленное внимание государственным делам, поскольку самодержавие символизировало не только власть мужа, но и будущее сына. Она писала царю: «…дарование народу конституции обернется большой потерей для тебя и России». В том, что Распутин был человеком загадочным, сомнения не было. Ему ничего не стоило перейти от разнузданной оргии к состоянию религиозного экстаза. В его присутствии царь терял уверенность.

Старая фрейлина Елизавета Алексеевна Нарышкина, получившая при дворе прозвище Зизи, объясняла изменение характера царя тайнами его личной жизни…

Неожиданно Александр Федорович привстал с дивана. Он давно не общался с людьми, не знал, что происходит в стране. Выбыл из активной политической жизни на целых пять дней. Он не считал, что его домашнее затворничество прошло бесполезно, и предстал перед Ольгой бодрым и одухотворенным.

– Ты выздоровел?! – От неожиданного появления мужа Ольга задала ему нелепый вопрос, о чем тут же пожалела.

– И не подумал! – не без гордости заметил он. – Собери мне газеты! Защита должна быть продолжена!

Он вернулся к обычной для себя беспокойной жизни, постоянно осмысливая ее. Через несколько лет, после убийства царской семьи, он по-своему истолковал зловещую фразу царского камердинера Чемодурова: «Наказание за ужасный грех». Распутин был для царицы воплощением священного единения короны и крестьянства. Все слухи о моральном разложении Распутина отвергались ею как клеветнические. Даже когда он совратил няньку цесаревича Вишнякову и последствия этого нельзя было скрывать, тем более что сама нянька призналась царице в содеянном грехе, Александра Федоровна восприняла это как попытку оболгать святого человека. Фрейлина Софья Ивановна Тютчева, которой было доверено воспитание царевен, жаловалась царице, что Распутин заходит к ним в любой час дня и ночи, – царица оказалась глуха и к этому сообщению. Но тут вмешался царь – запретил приходы «святого».

Дом Распутина находился под постоянным внешним наблюдением и охраной тайной полиции, а сменяющие друг друга министры внутренних дел тратили баснословные деньги за информацию о «божьем человеке». Чрезвычайная следственная комиссия, созданная Керенским от имени Временного правительства, раскрыла поистине чудовищную картину деятельности Распутина и его камарильи. Вокруг царицы и ее преданнейшей фрейлины Анны Вырубовой вились льстецы и бесчестные люди, связанные с германской секретной службой, вышедшей прямо на Распутина. Улики ошеломили Александра Федоровича. Министр внутренних дел А. Н. Хвостов позднее сказал ему, что через Распутина немцы получали наиболее секретные планы русского Генерального штаба. Распутину помогал его друг, тибетский знахарь Бадмаев, использовавший для лечения травы, коренья, настои. Именно в это время царица настойчиво советует царю в письмах принимать капли, предписанные Бадмаевым. Однажды Распутин, находясь под хмельком, проговорился князю Юсупову, что бадмаевские капли могут вызывать «душевный паралич, а также останавливать или усиливать кровотечение». Александра Федоровна властвовала честолюбиво и осознанно, и Николай II покорно нес свое бремя, наверное помня, что рожден «в день Праздника Великого долготерпения». И хотя даровал России конституцию, вел себя как самодержец. Вместе с тем, к удивлению Александра Федоровича, проявил безучастность в момент отречения от престола, в чем, видимо, видел «Божий промысел». Николай, конечно, знал о «художествах» Распутина, но не отдавал себе отчета в том, что за пределами дворца они отражаются больше, чем любая революционная пропаганда. Но царь считал себя обязанным уступать Александре Федоровне во всем, что касалось наследника. Лишь к осени 1916 года царь стал явно проявлять признаки усталости от Распутина. После убийства Распутина в декабре 1916 года во дворце не произошло существенных перемен, ибо все-таки «царь был центральной фигурой в драме, которая близилась к трагическому завершению», – подвел итог деятельности «старца» Александр Федорович Керенский.