Владимир Артамонов - Земля и небо Водопьянова

О бомбардировке Берлина стало тут же известно информационным службам многих стран. В их сообщениях говорилось о мощи советских ВВС, о роли советской авиации как одного из главных факторов успешных действий Красной Армии в войне.

Летающие на Берлин наши самолеты удивили германских авиаспециалистов, а Гитлера привели в ярость. Он обвинил Геринга в несбывшемся обещании полной безопасности столицы…

Фюрер мечтал о молниеносной победе, был уверен, что захват Москвы — дело максимум шести недель. Тогда открывался ему путь к господству над всем миром.

Но план «Барбаросса» срывался. Ни в июле, ни даже в конце августа не были захвачены ни Москва, ни Ленинград, ни Киев.

Пленный солдат немецкой танковой дивизии делился своими впечатлениями: «Огромный урон нашим войскам наносит русская авиация. 19 августа я видел, как русские самолеты уничтожили колонну грузовиков и бензоцистерн. До нас доходят слухи о бомбардировке немецких городов русской авиацией. Эти вести действуют на солдат угнетающе. Они со злобой вспоминают заявление Геббельса о том, что русская авиация якобы уничтожена».

Зато советских людей вдохновляли успехи нашей авиации. После сообщений по радио о боевой работе наших дальних бомбардировщиков в авиационные части приходило множество благодарственных писем.

Эти достижения, конечно, давались большой ценой. Вот что рассказывал сам Михаил Васильевич о трудности полета на Берлин: «Летишь, бывало, бомбить Берлин — вражеские зенитки не оставляли живого места в небе, того и гляди воздух начнет плавиться, а у самого все внутри дрожит. Страшно, конечно, — жить-то хочется. Пятьдесят на пятьдесят процентов вероятности вернешься ты после бомбометания или нет. Но есть такое, что дороже жизни…»

Вскоре Водопьянов был представлен к награде — ордену Ленина.

Но при общей успешности первых полетов нашей авиации на Берлин Ставка не совсем была довольна организованностью этого предприятия. Часть самолетов не смогла достичь цели. И хотя одной из причин было несовершенство новых, еще недоработанных двигателей, причинявших много неприятностей, упреки в неорганизованности были адресованы и руководству 81-й дивизии. Что же вызывало недовольство?

Один из стартовавших самолетов в результате отказа сразу двух двигателей упал при взлете. Самолет летчика Тягунина был атакован нашими зенитчиками и истребителями: снаряд разорвался в крыле, оно отвалилось, а самолет закувыркался и начал беспорядочно падать. Погибло шесть человек из экипажа. Самолет Панфилова был сбит на обратном пути над Финляндией, в живых остался стрелок-радист. У трех самолетов, где командирами были М. Угрюмов, В. Бидный и М. Водопьянов, вышли из строя двигатели. Лететь пришлось с неполной мощностью…

Из десяти самолетов, полетевших к Берлину, обратно вернулось семь… («Велики были потери, — напишет потом об этом в своей книге П. М. Стефановский, — но и результаты поистине грандиозны».)

Потери самолетов вообще были большими. И не только в первый день войны, 22 июня 1941 года, когда в западных наших приграничных округах фашистская авиация уничтожила сразу более одной пятой их самолетного парка, что составляло 1200 самолетов, не позволив им даже подняться с аэродромов, но и в последующем. Сменивший Водопьянова на посту командира дивизии А. Е. Голованов, потом командующий Авиацией дальнего действия, тоже имел неутешительные результаты: «С августа по декабрь, — констатировал он, — дивизия потеряла 76 боевых самолетов».

Несомненно, что для первых полетов в глубокий вражеский тыл в то тяжелое для нас время требовались асы, подобные Водопьянову, умевшие применяться к различным неожиданностям и готовые пойти на любой риск.

О Водопьянове Голованов писал, что он был «на редкость честный человек и настоящий патриот». Это, конечно, было очевидно для всех и ни у кого не вызывало сомнения. Но создавалась такая ситуация: на какой роли должен теперь быть бывший командир дивизии комбриг Водопьянов?

«Пригласив к себе Михаила Васильевича, — рассказывает Голованов, — я спросил, что он намерен делать и что доложить о нем товарищу Сталину. Водопьянов сказал, что он просит оставить его в дивизии и дать возможность летать командиром корабля…»

Оставить в дивизии, чтобы летать простым летчиком! («Только чтобы летать, драться с врагом», — сказал М. В. Водопьянов.)

«…Михаил Васильевич Водопьянов, — пишет о нем далее А. Е. Голованов, — честно и с удивительной энергией выполнял свой долг, летая командиром корабля в звании комбрига. Присвоенное ему в дальнейшем генеральское звание было им вполне заслужено».

Отдаешь должное его умению подчинить всего себя общему делу.

Водопьянов продолжил полеты рядовым летчиком. Он выполнил еще множество очень сложных заданий по бомбардировке военно-промышленных объектов в Кенигсберге, Данциге и др., затем — в 1942 году — его назначили командиром вновь созданной дивизии.

В задачу дивизии, которую возглавил Водопьянов, помимо бомбардировки военно-промышленных объектов глубоких тылов врага — заводов, железнодорожных узлов, аэродромов, электростанций — входила также бомбардировка более «близких» целей. Это крупные железнодорожные узлы на территории СССР, занятые фашистами. Пришлось бомбить передовую линию врага, уничтожать аэродромы, с которых посылались самолеты на Москву. Или помогать партизанам, попавшим в окружение. На оккупированных врагом территориях сбрасывать листовки — морально поддерживать население, сообщая людям об истинном положении дел на фронте, разоблачая фашистскую ложь о гибели Красной Армии, вселяя веру в окончательную победу над врагом.

О дальнейших полетах М. В. Водопьянова будет рассказано со слов бывшего члена его экипажа, стрелка-бомбардира М. И. Яковлева. Но прежде — небольшая страничка о нем самом…

Яковлев в числе сорока четырех лучших выпускников штурманской школы прибыл в водопьяновскую дивизию в 1942 году. Часть располагалась в Подмосковье… В двадцать лет М. И. Яковлев имел уже немалый жизненный опыт: закончил аэроклуб, получил квалификацию летчика запаса, стал студентом Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта, служил помощником машиниста на фронте в советско-финскую войну, начал служить в армии по возрастному призыву, стал курсантом военно-авиационной школы, пошел добровольцем на фронт Великой Отечественной. И вот — восьмой день войны. По группе самолетов ИЛ-4, в одном из которых летел стрелок-бомбардир Яковлев, с земли открыли стрельбу. Все три самолета были сбиты (вновь своими же зенитчиками), их самолет упал на картофельное поле, наткнулся на валун и от удара разломился. Экипаж погиб, за исключением Яковлева, выброшенного при падении на землю. Очнувшись, обнаружил, что сломана рука. Двое суток с сильной болью добирался до медсанбата. По дороге, ведущей на Смоленск, беспрерывно шли отступающие войска и население, и ни один из видов транспорта не останавливался. На проходившем мимо тракторе с прицепом добрался до Смоленска. С гипсовой повязкой на всю руку от одной подмосковной станции шел пешком в столицу — решил разыскать штаб Авиации дальнего действия. Подполковник Белков — он прежде служил в их полку комиссаром — узнал от Яковлева о гибели самолетов.