Владимир Артамонов - Земля и небо Водопьянова
К Берлину подлетели в точно назначенное время недаром заранее прорабатывается задание и прокладывается маршрут. Учитывается погода, рассчитывается время бомбометания. У каждого самолета свое время взлета, своя высота полета… Вот уже открываются люки, вниз летят бомбы, самолет взмывает вверх от облегчения. Проходит с десяток секунд. Сотнями огней вспыхивает небо — это с земли вражеская противовоздушная оборона включила прожекторы, лучи беспорядочно бегают туда и сюда, а трассирующие снаряды зениток прошивают небо световыми лентами со всех сторон. Ощущение жуткое: ты пойман в при' целы всех зениток и по тебе разом открыли огонь из всех орудий. Рядом с тобой, чуть справа, слева, позади, впереди, образуются огненные шатры — это разрываются снаряды. Уберечься от осколков при такой интенсивной стрельбе практически невозможно. Даже без прямого попадания осколками здорово изрешетит самолет. И этого бывает достаточно, чтобы совсем вывести его из строя.
Прожекторы не прекращают поиск целей, а когда находят, то тут же начинается шквальная стрельба зенитной артиллерии. Тогда в кабине самолета делается светло, как днем, экипаж ослепляется, становится неспособным к визуальному самолетовождению, теперь единственное спасение — довериться приборам, перейти на слепой полет. Но при этом нужно особенно внимательно следить за приборной доской, иначе потеряешь пространственное положение самолета, и помнить, что по тебе стреляют, хотят сбить, — надо постараться выйти из освещенной зоны.
Когда он летел бомбить Берлин, то, конечно, не думал о силе врага, не до этого было. Потом, сопоставляя данные по вооружениям, он мог еще объективнее представить, как трудно было Советскому Союзу, не вполне еще подготовленному к войне, сломить хребет такому дикому и опасному зверю, как германский фашизм. В свою тетрадь он занес некоторые факты, иллюстрирующие накопление мощи Германией:
«Гитлеровская армия, в том числе ее ВВС, пополнялась австрийскими военными. К самолетному парку Германии прибавилось свыше полутора тысяч чехословацких самолетов — это почти столько же, сколько было у самой Германии. С присоединением Чехословакии (она была отдана Германии как колониальное владение по сговору правительств Англии и Франции) прибавилось большое количество предприятий высокоразвитой авиационной промышленности, значительно увеличились запасы сырья, добавилась обширная сеть хорошо оборудованных аэродромов, с которых удобнее отправлять самолеты в сторону СССР. Уже к концу 1938 года Германия вышла на первое место по выплавке алюминия, главного материала авиастроения, обогнав не только такую богатую по залежам бокситов страну, как Франция, но и самую могущественную капиталистическую державу — США…
По указанию Геринга (на секретном совещании) авиационная промышленность должна была с 1 января 1937 года заработать на полную мощность, какая может быть при объявлении всеобщей мобилизации. К 1939 году у Германии имелись такие первоклассные самолеты и в таком количестве, что с ней в этом отношении не могла равняться ни одна страна. Германия готовилась к войне с СССР. Она оборудовала у себя еще 250 и в Польше 100 аэродромов. Использовалась для этого и территория Франции, Румынии, Финляндии и других стран. Начиная с 1937 года оснащенные новейшей фото — и радиоаппаратурой фашистские самолеты-разведчики делали пролеты над территорией наших приграничных военных округов, производили аэрофотосъемку. С начала 1941 года и вплоть до вторжения фашистские самолеты 152 раза нарушали государственную границу СССР».
Ценой невероятных усилий и потерь Советскому Союзу удалось переломить ход этого жестокого, неравного на первых порах поединка. И Водопьянов радовался, что внес свою лепту в эту победу.
…Но как же дальше происходил полет самолета Водопьянова? Впоследствии оказалось, что осколки снарядов серьезно повредили самолет — пробили бензобак, и горючее начало вытекать, пока не кончилось совсем. Но это обнаружилось, конечно, не сразу. Успешно отошли от Берлина. С его стороны еще долго раздавалась канонада, в воздухе видны были вспышки разрывов. Перелетели Балтийское море. Один двигатель уже давно не работал. Водопьянов повел самолет на снижение. Расчет такой: на меньшей высоте мотор заработает. И вправду, он заработал, и тяга нормализовалась. Но вскоре все четыре двигателя ввиду полного отсутствия бензина одновременно остановились. Ничего другого не оставалось, как садиться прямо на лес.
— Экипажу перейти в хвостовую часть, — скомандовал Водопьянов.
Вот уменьшена скорость полета… Слышится шум ломающихся деревьев. В непроходимом лесу образовывается широкая полоса — это след от самолета. На мгновение лесное пространство вновь окутывается тишиной. Встряхнувшись, Водопьянов чувствует тяжесть в голове, слегка ноет нога. Он вслушивается в тишину. Живы ли товарищи? Они живы — то там, то здесь слышатся шорохи. Мастерство командира сохранило им жизнь.
В штабе дивизии и в Москве долго ничего не знали о Водопьянове. Были предположения о гибели экипажа. Разведчики собирались на поиски… А тем временем экипаж пробирался лесом, пересек границу Эстонии, добрался через несколько дней до своей базы.
О значении первых полетов на Берлин говорится в книгах многих авторов, писавших о войне. Так, в книге «Триста неизвестных» генерал-майор авиации Герой Советского Союза П. М. Стефановский отмечал:
«Так закончился потрясающий по своей дерзости боевой налет на Берлин… Удары по столице третьего рейха привели в замешательство не только немецко-фашистское командование».
С первыми полетами удалось сбросить на Берлин большой бомбовый груз, скомпрометировать фашистскую пропаганду, которая на весь мир кричала о всепобеждающей силе Германии.
До 4 сентября 1941 года наши самолеты произвели десять налетов на Берлин, сбросив на военные объекты сотни крупнокалиберных бомб.
О бомбардировке Берлина стало тут же известно информационным службам многих стран. В их сообщениях говорилось о мощи советских ВВС, о роли советской авиации как одного из главных факторов успешных действий Красной Армии в войне.
Летающие на Берлин наши самолеты удивили германских авиаспециалистов, а Гитлера привели в ярость. Он обвинил Геринга в несбывшемся обещании полной безопасности столицы…
Фюрер мечтал о молниеносной победе, был уверен, что захват Москвы — дело максимум шести недель. Тогда открывался ему путь к господству над всем миром.
Но план «Барбаросса» срывался. Ни в июле, ни даже в конце августа не были захвачены ни Москва, ни Ленинград, ни Киев.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});