Владислав Крапивин - Однажды играли…

Тетя Лена, Пашкина мать, потом рассказывала моей маме:

– Я прихожу с дежурства, а Таисия во дворе подбегает ко мне: “Он меня по лицу! При всех! Ни за что, ни про что!..” Я сгоряча сразу в дом. “Ну, думаю, докатился до ручки, шпана такая!” Подбегаю, а он спит на полу у окошка. Я хотела сорвать одеяло да всыпать сразу, а Володя говорит спокойным таким голосом: “Не трогай его, мама…” Ну и рассказал, как было…”

На следующее утро Пашку от греха подальше отправили в Вагай, к дядюшке, который там работал в местном радиоузле.

А ребячье сообщество занялось планами отмщения. Впрочем, не все, а его наиболее младшие и азартные представители. А старшие оказывали, так сказать, моральную поддержку.

От битья стекол, веревок на лестнице и “привидений” в темных углах отказались сразу – это было традиционно и мелко.

И тогда Темчик сказал:

– А мы в нашем дворе однажды устроили взрыв. Электрический. В сарае одного вредного соседа, который оттаскал за уши одного мальчика… Мы разбили у лампочки от фонарика стекло, сунули ее в запал из спичек и, когда надо, подсоединили ее к батарейке. Через длинный провод… Мне потом очень попало от мамы, но я никого не выдал…

…Ну, и дальнейшее развитие событий повести.

Хороший заряд из кусков горючего целлулоида, которые мы набрали на свалке Завода пластмасс. Запал из щепоти дымного пороха, который я раздобыл в охотничьих запасах отчима. “Дистанционное управление” из длинного, идущего вдоль заборов провода и плоской батарейки.

Вечер. Традиционная прогулка Гошиного папаши в уборную. (То, что это не сама ТТ, а ее брат, роли не играло – одно злодейское семейство!). Контакт, вспышка в яме под дощатым стульчаком уборной. Подпаленный Гошин папа – в развевающемся халате он с воем несется к дому…

А дальше – непредвиденное развитие событий: полыхающий в сумерках сортир, звенящая и гудящая пожарная машина…

Диверсионная группа (я, Темчик, Семка, Рыжий, Валерка Сизов и старший – Генка Лавров) в это время уже далеко…

Мне хотелось еще написать, что в составе пожарной команды приехал и мой обидчик – Ражий. И как судьба дополнительно наказала его там – например, он свалился в выгребную яму. Но до конца этот эпизод я так и не додумал. Наверно, потому, что это был бы явный перебор…

А потом была разборка с виноватыми. Легче всех отделался я. Мама была далеко, все жалобы оказались адресованными дяде Боре, а он всегда поддерживал ребят – если не явно, то в душе. И логично ответил Ивану Георгиевичу, что прежде, чем требовать принятия мер, надо иметь явные доказательства вины.

Явных доказательств не было. Был чей-то донос, по которому и определили диверсантов. Но так как все отпирались отчаянно, дело и ограничилось обычными выволочками.

Рыжий даже выдвинул контробвинение против взрослых. Мол, кто-то сдуру вылил в уборную остатки керосина, а братец ТТ, сидя там, тайно курил (заботливая сестра курить ему запрещала), а потом бросил вниз, под себя окурок. И это было похоже на правду. Тем более, что провод мы успели смотать и спрятать…

А еще через день мы узнали, что нас выдал Темчик.

Это сообщила Тоська Мухина. Пришла на сеновал к Генке Лаврову, где мы грустно сидели у молчащего патефона, и рассказала:

– Мамочка его взялась за него как следует, я сама слышала. Завела патефон, чтобы не слышно было, как ревет, и дала ремня. Он сперва терпел, а потом признался и про всех рассказал… А чего! Ремешок тонкий, это же нестерпимо… – И она нервно облизала чересчур красные губы.

Мы подавленно молчали.

– Я же говорил, что он д-девчатник, – высказался наконец Рыжий. От волнения и досады он всегда заикался. Быть “девчатником”, по Толькиному разумению, было самым мерзким грехом.

– Может, ты, Тоська, врешь, – неуверенно заметил Генка.

– Если бы… – грустно и очень искренне вздохнула она.

– А вот мы его самого спросим, – сказал Семка Левитин и тяжело засопел.

– Как вы спросите-то? – опять вздохнула Тоська. – Он сегодня уезжает в Тобольск. Наверно, уже на пристани. Пароход в три часа…

Вот это еще новость! Хотя Темчик и оказался предатель (вроде тех, кто выдал “Молодую гвардию”), мне стало грустно до щекотанья в горле.

Тоська вздохнула третий раз и ушла с сеновала.

Мы посидели еще.

Забрался к нам Игорек. Сел, как воробушек, на невысокую балку.

– Темчик уехал. Слыхали?

– Слыхали про твоего Темчика, – буркнул Семка.

– А чего вы! Он же не виноват, что попрощаться не смог. Его мать не отпустила.

– На фиг нам его прощание, – сказал Рыжий.

– Да вы чего? – опять удивился Игорек. – Он же не виноват… Я вот, пластинку принес. Он мне ее незаметно сунул, сказал: “На память”.

Горошек и правда держал в руках пластинку в бумажном конверте. Я узнал ее. Это была песня из фильма “Петер”. “Танцуй танг о… ”

– Надо было разбить ее о его предательскую башку! – безжалостно заявил Рыжий.

Игорек заморгал:

– Почему предательскую?

– Тоська сказала, что это он всех нас выдал, – сдержанно объяснил я. – Когда мать на него нажала…

– Ох и дураки, – пожалел нас маленький, но безбоязненный Игорек.

– Почему? – с надеждой вскинулся Генка.

– Тоська сама всех и выдала! Неужели вы не знаете?

– Зачем?! – не поверили мы хором.

– Потому что ей хотелось поглядеть, как мать будет Темчика лупить. Притаилась у дырки… Она такая…

С полчаса мы сидели виноватые и счастливые. Виноватые перед Темчиком. Счастливые, что он оказался не при чем. И обсуждали, как отомстить Тоське…

Забегая вперед, скажу, что никак мы ей не отомстили. Даже играли с ней иногда по-прежнему. Но ощущение скрытой брезгливости по отношению к Мухиной никогда уже нас не оставляло…

– Давайте послушаем пластинку, – вдруг предложил Генка. Это было как бы наше прощание с Темчиком. И признание нашей вины перед ним, и просьба о прощении…

Подсоединили горн к мембране, завертели пластинку. До конца, в полном молчании прослушали все, что пела Франческа Гааль. По инерции Игорек прокрутил пластинку еще, когда игла скользит уже на гладких витках спирали, у самой наклейки. И вдруг…

И вдруг далекий, очень далекий вскрик:

– Не скажу! Хоть убей! Я честное слово дал! Я че…

Что это? Мы притихли как при появлении призрака. И не сразу решились прокрутить еще раз.

Снова тот же вскрик. И снова. И снова…

– Темчик… – растерянно и виновато сказал Рыжий.

– Голос отпечатался, – наконец понял Генка. – Я про это читал. Если громко кричать рядом с патефоном, на пустых бороздках, вот на этих, крик может записаться…