Григорий Котовский. Загадка жизни и смерти - Борис Вадимович Соколов
Он тогда, увидев на моем столе большой портрет великого князя, заговорил об этом вопросе сам:
– Какую ошибку делает Временное правительство. Разве можно в то время, когда война не кончена, устранять от армии такого опытного, популярного, всеми в войсках любимого человека.
Это его подлинные слова. Что-то на большевика не похоже.
Мы с ним простились, и вскоре, уехав из Одессы сначала в Каменец-Подольск, потом в Могилев, потом в Москву, я забыла о нем».
Надежда Владимировна ошиблась. Уже с конца 1917 года Котовский пошел одним путем с большевиками.
А вот как о встрече Котовского и Н. В. Желиховской писал в газете «Маленький Одесский листок» журналист Горелик в заметке ««Г. Катовский у Н. В. Брусиловой» 19 марта 1917 года. Характерно, что в тексте статьи фамилия нашего героя неизменно пишется как «Катовский». Это заставляет подозревать, что журналист не слишком хорошо знал биографию Григория Ивановича, раз ошибся даже в написании его фамилии. В заметке говорилось: «Супруга главнокомандующего армиями юго-западного фронта Н. В. Брусилова приняла вчера во дворце главнокомандующего на Николаевском бульваре знаменитого героя уголовных процессов, рыцаря большой дороги Григория Катовского. История этого трогательного визита такова.
Когда Катовский был приговорен одесским военно-окружным судом к смертной казни за нападение и ограбление в степи, он решил подчиниться своей судьбе. – Не потому, что я упал духом или не мог найти способа бежать, рассказывает этот сильный человек пишущему эти строки. Я пришел к убеждению и сознанию, что все против меня. Обстоятельства создавались роковой силой, против которой я даже не хотел бороться. Началось моим нелепым арестом, – я попал глупо, как мальчишка. В тюрьме сидя, я провалился с записками, которые хотел тайно передать и которые говорили в суде против меня. И многие другие мелочи топили меня с фатальною неумолимостью.
Суд приговорил Катовского к повешению, и он был переведен в Одесский тюремный замок, где находился на положении «смертника».
18-го ноября 1916 года его вызвали в кабинет начальника тюрьмы. Начальник Перелешин, – ныне арестованный, – протянул ему со злобой бумагу и проворчал:
– Вот вам замена. Распишитесь.
Это была бумага о том, что смертная казнь Григорию Катовскому заменена вечной каторгой. Возвращенный к жизни человек просил тюремщиков сказать ему, кто его помиловал, чьим заботам и хлопотам он обязан жизнью. Перелишин ответил, что кто-то его запрашивал, но что он ничего точно не знает.
Мартовские события раскрыли двери тюрьмы. Одни оттуда вышли навсегда, другие получили возможность отлучиться в город, видеть солнце и слышать свободные речи. В числе последних был и Григорий Катовский. И тут, на воле, он совершенно случайно узнал от корреспондента «Русского слова» – кому он обязан жизнью. Это – Н. В. Брусилова. И Катовский решил пойти к ней и поблагодарить ее за то, что он, по ее милости, ходит в живых.
Вчера в 3 часа дня Катовский и корреспондент «Русского слова» явились во дворец и были приняты Н. В. Брусиловой. Катовский, этот крепкий человек, переживший и суд, и каторгу, и смертный приговор, и жизнь в каменном мешке – предпоследнем обиталище «смертника», заметно волновался. Здесь, в этих стенах, что-то делалось для спасения его жизни, тут решалась его судьба.
К Катовскому вышли Н. В. Брусилова и сестра ее Е. В. Желиховская. Катовский взял обеими руками протянутую ему Н. В. Брусиловой руку и крепко пожал ее. Он сказал, что глубоко сожалеет, что так поздно узнал, кому обязан своей жизнью. Н. В. Брусилова ответила, что счастлива тем, что ей удалось спасти хоть одну человеческую жизнь в эти скорбные дни, когда их гибнет так много. Н. В. Брусилова тут же рассказала Катовскому историю его помилования. Получив письмо Катовского, которое произвело на нее сильное впечатление, Н.В. написала своему супругу в Ставку подробное письмо о Катовском и просила смягчить его участь, указывая на то, что Катовский за всю свою бурную жизнь все же не пролил ни одной капли крови, не совершил ни одного убийства. Одновременно Н. В. Брусилова отправила письмо начальнику судной частью при ставке, генералу Батогу. Ответ от генерала А. А. Брусилова получился очень скоро. Главнокомандующий писал, что он ознакомился с делом Катовского, убедился, что он, действительно, не убивал и решил заменить ему смертную казнь вечной каторгой. Для человека, не пролившего чужой крови, всегда открыт, по мнению генерала, путь к исправлению.
Н. В. Брусилова рассказала Катовскому эти подробности, выразила свое удовлетворение деятельностью Катовского в тюрьме (о чем читала в газетах), и спросила – чем может ему помочь в будущем.
Катовский ответил, что личной жизни для него больше не существует. В эти дни освобождения народа он хочет жить для других, чтобы искупить свое прошлое. Его мечта – обратиться к обществу с призывом простить всех уголовников, нужно, чтобы наряду с амнистией, дарованной государством, преступники получили бы и прощение от общества. Нужно, чтобы общество, только что бывшее свидетелем всемирного чуда над нашей родиной, уверовало в то, что такое же чудо может случиться и с отверженными было людьми. Нужно их простить и смотреть на них, как на новых людей, родившихся после 27-го февраля. Помочь ему в этом деле своими содействиями и просил Катовский Н. В. Брусилову. Н. В. Брусилова внимательно выслушала Катовского, тронутая его словами, обещала свою помощь и просила его жить теперь новой и красивой жизнью».
И ведь угадала Надежда Владимировна! Новая жизнь Котовского действии тельно стала краше прежней. Особенно эффектно смотрелся он в роли красного комбрига в синей габардиновой гимнастерке, красной фуражке и красных штанах.
Вероятно, газетчики все-таки присочинили насчет того, что Котовский только при встрече узнал о супруги Брусилова в его избавлении от смертной казни. Ведь не мог же он забыть о том, что писал ей письмо. Хотя, конечно, о том, что именно Надежда Владимировна замедлила приведение в исполнение смертного приговора. И уж точно придумал Горелик (а точнее, рассказавший ему эту историю Котовский) насчет того, что начальник тюрьмы не скрывал своей злобы по поводу помилования Котовского. Ведь, как мы знаем из письма Надежды Владимировны мужу, начальник тюрьмы верил в искренность раскаяния Котовского, а, значит, полагал возможным его помилование.
В августе 1925 года Надежда Владимировна вспоминала, как удалось добиться отмены смертной казни для Котовского: «В прежнее время он был форменный разбойник, грабитель в Бессарабии, это все знали, и судился за грабежи, и преследовался правосудием за разбои. Он говорил мне и даже писал, что награбленным делился иногда не только со своей шайкой, но и с подвернувшейся беднотой, но насколько это верно, я судить не могу, хотя возможность этого вполне допускаю. Это был человек типа пушкинского Дубровского, не лишенный симпатичных сторон. По его словам, он был сын артиллерийского офицера в Бессарабии и с самых ранних лет не хотел систематично учиться, не хотел жить в городе, принадлежать своей семье, его тянули леса и поля, большие дороги, жизнь бродяги и впечатления воли и буйного ветра в степи. Живя в Одессе, я много слышала о нем, и мне он казался удалым молодчиной. Когда однажды в обществе я услышала в разговоре военных юристов, что Котовский опять попался и на этот раз «мы его держим крепко», у меня невольно вырвались слова: «А я буду очень рада, если он опять удерет». Мужчины засмеялись, а дамы были весьма шокированы и укоризненно на меня посмотрели.
Прошло несколько лет. Во время германской войны он сидел в Одесской тюрьме, его судили, и, читая газеты, я видела, что на этот раз дело его действительно плохо. Он был приговорен к смертной казни через повешение.
В то время А. А. был главнокомандующим Ю-З, ему подчинены были двенадцать губерний. Я жила во дворце на бульваре и играла большую роль во всевозможных тыловых делах. Работы у меня (и по благотворительности, и по снабжению войск подарками и медикаментами, и санитарные поезда-бани, лазареты, госпиталя и приюты для детей и беженцев) было бесконечно много (В то время, кроме моих прежних дел «братской и повсеместной помощи пострадавшим на войне солдатам
