Яльмар Шахт - Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948

Я вспомнил о своем пребывании в Париже и ответил, что смогу. Почему бы и нет? В Англии жизнь совсем недорогая.

— Прочтите это, — сказал Хасбах и вручил мне том своего оппонента из Гейдельберга. — Думаю, можно найти много аргументов против него, если исследовать работы по торговле на месте, так сказать, в Британском музее Лондона…

Подобно многим профессорам, Хасбах эксплуатировал порой студентов тем, что заставлял их заниматься проблемами своего наставника. Поскольку так было принято, мне нечего было сказать. Я принял тему, предложенную профессором Хасбахом для моей диссертации, и засел за чтение книги его оппонента.

Моей темой было «Теоретическое обоснование особенностей английской торговли». Как и предсказывал Хасбах, для этого потребовалась поездка в Англию. Я совершил ее в январе 1899 года, через год после этих беспокойных дней в Париже. Денег потратил на транспортные расходы как можно меньше, проехав на грузовом корабле в Халл за 20 марок. Прожил в Лондоне две недели и вернулся в Киль по тому же маршруту. Несмотря на экономию, мне потребовалось больше денег, чем обычно. К счастью, я нашел финансовую поддержку в лице главного редактора газеты Kieler Neueste Nachrichten, который доверил мне рецензирование произведений искусства и театра.

Я был членом Литературно-академического союза Берлина, изучал немецкую филологию и историю литературы в течение нескольких семестров и уже работал в редакции газеты. Главному редактору нравился мой стиль и подход к рецензированию произведений искусства. Мы познакомились во время моей учебы на последнем семестре, и это знакомство обеспечило меня постоянным дополнительным заработком в первоклассной газете. Ведь под энергичным руководством моего приятеля эта газета выпускалась в стиле респектабельных органов печати.

К несчастью, как это часто случается, взгляды издателя газеты отличались от взглядов редактора. Издателю моя критика не нравилась, и он спорил по этому поводу с редактором, поддерживавшим меня. Мой недоброжелатель упорно держался мнения, что я слишком молод и неопытен для такой важной работы.

Дело однажды дошло до критической стадии из-за выставки, когда я похвалил в своей рецензии очень молодого художника. Издатель, которому его работа не понравилась, сказал, что моя статья пристрастна и предвзята. Редактор сообщил мне об этом.

— Что мне делать? — спросил он.

— Почему бы не узнать мнение специалистов из Кольского клуба живописи? — предложил я. — Если они скажут, что я слишком молод для такой работы, то я уйду с готовностью…

Редактор согласился с моим предложением и послал запрос в Кильский клуб живописи, не ставя в известность издателя. Через два дня мы получили из клуба ответ. Там сочли, что эта и другие рецензии герра Шахта были объективны, беспристрастны и написаны со знанием предмета. Они не имели ничего против моих статей.

С письмом клуба редактор пошел к издателю, который с тех пор прекратил придирки.

Может, стоит упомянуть имя художника, который чуть не стал причиной моего ухода из газеты. В то время он был очень молод, всего восемнадцати лет от роду, и звали его Макс Пехштейн.

Иногда, разрываясь в своих интересах между английской торговлей и местным театром, я не мог не вспоминать свой первый семестр в Киле. Это было всего четыре года назад, но часто казалось, будто я повзрослел на двадцать лет с того времени. В тот первый семестр, когда я занимался изучением костей и живых тканей, а также писал массу стихов, мне и не мечталось, что через несколько лет я буду писать серьезный труд об английской торговле. Наоборот, я искренне верил в свое предназначение поэта. Одним из моих приятелей был музыкант, который обладал даром записывать мелодии на нотную бумагу с необыкновенной легкостью. Мы вместе мечтали о сотрудничестве в сочинении какой-нибудь оперы или как минимум оперетты. Он так настойчиво уговаривал меня, что я отложил свои задания по анатомии и набросал либретто на сказку братьев Гримм про принцессу, которая танцевала до износа своих башмачков. К сожалению, в нем было очень мало действия и лишь несколько лирических сцен, произвольно связанных друг с другом. Мой приятель-композитор положил лирику на музыку, и на этом наши мечтания закончились, — шедевр так и не получил сценической жизни. Но я, по крайней мере, мог хвастаться, что в моей жизни был период, когда я сочинил оперетту! Через несколько десятилетий мне напомнили об этой юношеской нескромности крайне забавным способом. Но об этом позже.

Итак, я периодически вспоминал первый семестр. Помню, как Wiener Dichterheim опубликовал мою первую поэму, за которую я должен был внести пять марок в счет расходов на печатание. Как же я гордился, когда увидел напечатанное под стихами в двенадцать строк свое полное имя. Разослал несколько экземпляров маленького журнала своим друзьям и тешил себя мыслью, что стал теперь поэтом с опубликованным произведением.

Нет, я не был каким-нибудь стоящим лириком — даже в возрасте неоперившегося птенца. Морализаторский, дидактический элемент неизменно выходил на поверхность в моем творчестве. И фактически я заработал свой первый гонорар как журналист, и не поэмой, а афоризмом: «Еда скрепляет тело и душу, питье разрывает их…» Конечно, этот афоризм родился не как проблеск ума гения, воодушевленного свыше! Но редактор Jugend, которому я послал эту жемчужину мудрости, выплатил мне за нее две полноценные марки!

Рецензии на произведения искусства мне удавались лучше. Они требовали специальных знаний и приносили более щедрые гонорары.

Поездка в Лондон была коротка и бедна событиями. С тех пор я посещал британскую столицу много раз, порой при очень драматичных обстоятельствах.

В тот раз я остановился в пансионе на улице Тоттнем-Корт-Роуд. Выбрал его потому, что пансион располагался близ Британского музея. Надо было только пересечь площадь Бедфорд, чтобы добраться до входа в это просторное здание, с полок которого я брал работы старых и современных авторов по торговле. Это были труды Джона Хейли и Джона Стюарта Милля, Локка, Хьюма и неподражаемого Даниеля Дефо, известного детям всего мира в качестве автора «Робинзона Крузо». Для детей эта книга всего лишь приключенческая повесть, хотя фактически она вычерчивает контуры начал экономики — абрис, так сказать, политической экономии.

Так как в моем распоряжении было всего две недели, я был очень занят, и в результате ознакомился с городом поверхностно. Позавтракав молоком и хлебом с маслом, шел прямо в музей, чтобы занять свое место в огромном читальном зале, сделать выписки из старых книг, покинуть музей на время ланча и немедленно вернуться назад, чтобы работать вплоть до закрытия учреждения. Затем ужинал, совершал короткую прогулку — и в постель. Один-два раза ходил в филармонию, любимое развлечение англичан. По воскресеньям совершал продолжительные прогулки в Гайд-парк. Английское воскресенье — очень скучное, неинтересное время.