Жан Батист Баронян - Артюр Рембо

И тогда Рембо понял, что скучает по своему другу, любовнику, любимому поэту, своему инфернальному супругу, скучает безмерно. Благодаря небольшой сумме денег, полученной от матери Верлена, которая была извещена о том, что её сын находится в состоянии глубокой депрессии, Артюр в середине января, к великому огорчению госпожи Рембо, вернулся в Лондон.

Однако, явившись на Хоуленд-стрит, он с удивлением застал там мать Верлена, которой тогда было шестьдесят четыре года, и одну из его племянниц, Викторину Дэе. Обе женщины спешно прибыли к постели своего дорогого, обожаемого Поля, полагая, что он находится в агонии. Но Поль вовсе не был похож на умирающего. И даже на больного. Он казался скорее переутомлённым, измученным неспособностью справиться со своими семейными проблемами, своими импульсивными и противоречивыми побуждениями, с полчищем своих желаний.

Совместная жизнь Верлена и Рембо возобновилась. Теперь, правда, Артюр смирился с необходимостью работать. Не то чтобы надрывать себе жилы, нет. Всего-навсего несколько часов в неделю давать уроки французского нескольким ученикам. К тому же это был отличный способ продвинуться во владении языком Шекспира. С этой же целью в марте он записался в читальный зал библиотеки Британского музея, самого большого в мире книгохранилища, что на Грейт Рассел-стрит.

Он ходил туда регулярно и на первом этаже здания нередко встречал Проспера Оливье Лиссагаре, известного журналиста-коммунара. Там Артюр читал англосаксонских авторов, большинство произведений которых не были переведены на французский — Томаса Уильяма Робертсона, Уильяма Теккерея, Джорджа Элиота или Алджернона Чарлза Суинберна, произведения которого в стилистике прерафаэлитов[31] — пусть даже тонкости английского языка были ему пока недоступны — он ценил, как и стихи политического содержания. Читал он и Карла Маркса, но уже по совершенно иным мотивам.

При всём том ему отказали в выдаче произведений божественного маркиза де Сада, для чего требовалось специальное разрешение. Артюр не знал, где и у кого его можно получить. Он решил, что обойдётся без маркиза де Сада, ограничившись тем, что сам вообразит содержание его книг.

ЖЁНКА

С некоторых пор Артюр вернулся к сочинительству. Теперь это были в основном короткие тексты в прозе или верлибры в духе Бодлерова «Парижского сплина», для большинства возможных читателей малопонятные. В этих писаниях визионера и ясновидца несколько путано, но притом явственно проступает «навязчивая идея бегства далеко, за моря»{64} и различимы некоторые особенности «современного варварства». Автор называл это «озарениями». Он громко и твёрдо заявлял, что они случаются вдалеке от проторённых путей. Многие их признаки свойственны Лондону, например в образах мостов. Одни из них «прямые» и «изогнутые», другие спускаются или подходят «под углом к первым», а ещё есть такие, что «поддерживают мачты, сигнальные огни, зыбкие ограждения».

В заметках «Города» Рембо рисует некий парящий, фантастический, почти сказочный Лондон, словно описывает какой-нибудь причудливый рисунок Гранвиля, и поэтому осознанно употребляет в названии слово «город» во множественном числе.

«Официальный Акрополь доводит до крайности самые грандиозные концепции современного варварства. Невозможно передать этот матовый свет, нисходящий с неизменно серого неба, этот имперский блеск строений и вечный снег под ногами. Все чудеса классической архитектуры воспроизведены с особым преувеличением. Я словно нахожусь на выставке живописи в помещении, двадцатикратно превышающем по площади Хэмптон-Корт[32]. И что за живопись! Какой-то норвежский Навуходоносор выстроил ступенчатое здание министерств; даже мелкие служащие, которых мне довелось там встретить, похожи на каких-нибудь брахманов, а один только вид хранителей этих колоссов и чиновных лиц внушает трепет. Расположение зданий по сторонам площадей, дворов и замкнутых террас вытеснило из этих мест кучеров. Парки являют собой дикую природу, подвергшуюся искусной обработке. В дорогих кварталах встречаются необъяснимые вещи: какой-нибудь морской рукав без кораблей катит своё голубое толчёное стекло между набережными, обставленными гигантскими светильниками. Короткий мост ведёт прямо к потайной двери, что под собором Сент-Шапель. Собор этот — художественно исполненная стальная махина около пятнадцати тысяч футов в диаметре»{65}.

Дальше в том же тексте он сравнивает Лондон с «цирком, построенным в едином стиле» с «галереями и аркадами», с «лавками», в которых разыгрываются «довольно тёмные драмы»{66}.

Верлен, познакомившись с этими «озарениями», надул губы. Он не считал, что Рембо в самом деле перечеркнул общепринятые правила поэтического искусства, о чём не преминул ему сказать. Тот в ответ заявил, что будет продолжать следовать путём, по которому, как он в том уверен, никто до него ещё не ходил, и намерен изобретать новые тексты такого же рода. У него, дескать, в голове ещё много тем: детство, юность, скитания, бессонные ночи, бесчисленные звуки предместий, празднества, лирические сцены и всё, что рождает «моменты жизни».

То были сугубо литературные расхождения. Ничего личного. Во всяком случае, в сравнении с их острыми эмоциональными спорами, которые вновь, как и прежде, вспыхивали между ними по поводу Матильды.

Кончится ли когда-нибудь эта жалкая, заурядная комедия нравов?

Четвёртого апреля Верлен, уверенный в том, что сможет убедить жену отказаться от судебного процесса, внезапно оставил Лондон и взошёл в доках Святой Екатерины на борт парохода, который два раза в неделю ходил до Антверпена со стоянками в Рамсгейте и в голландском порту Флессингюэ. Из Антверпена он рассчитывал отправиться поездом в направлении Брюсселя, потом Намюра и Седана, куда надеялся вызвать Матильду.

Оставшись в одиночестве, Артюр успел дать ещё несколько уроков французского, но заметил, что пока ещё недостаточно хорошо знает английский, чтобы претендовать на звание учителя. Не имея больше денег на оплату комнаты на Хоуленд-стрит, он использовал несколько оставшихся у него шиллингов, чтобы тоже вернуться на континент.

Двенадцатого апреля Артюр приехал в Рош, куда его мать переселилась с дочерьми после того, как в её фамильном владении случился пожар, уничтоживший ригу, хлев и конюшню. Сразу по прибытии Артюр начал набрасывать новые тексты. Некоторые из них были всего лишь пробой пера, над другими же он работал с большим тщанием. В стихотворении из пяти александрийских восьмистиший под названием «Воспоминание» он позволил себе поэтическую вольность: строки, когда с них не начиналась фраза, писал со строчной буквы.