Игорь Максимычев - ПАДЕНИЕ БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ

В начале августа 1988 года (посол был в отпуске) я решился направить в МИД еще один сигнал предостережения. Текст был таков: «Ряд неточных высказываний по германским делам продолжается. В ГДР привлекла большое внимание статья «Немцы и мы» Л. Почивалова (здесь она не опубликована, но стараниями западногерманской пропаганды достаточно широко известна). Ее главный тезис: немцы – один народ. Можно понять желание наших публицистов (а также историков, даже некоторых политиков) порассуждать о германских делах – роль и ГДР, и ФРГ в нашей европейской политике исключительно велика. Но непонятно, почему и зачем главной темой этих рассуждений делается основа существования нашего важнейшего союзника, играющего роль краеугольного камня соцсистемы в Европе? Мы же находим в себе силы и разум не вмешиваться в споры венгров и румын по правам нацменьшинств, в расхождения между ГДР и ПНР по разграничению территориальных вод. Какую же цель мы преследуем, ставя под вопрос нашу лояльность по отношению к ГДР, ведущей очень сложную борьбу за выживание перед лицом во много раз превосходящей ее по всем параметрам ФРГ? Нет сомнений, что возникновение обоих немецких государств произошло в ходе холодной войны, что основой их раздельного существования была забота об обеспечении мира. Сейчас они оба находятся в процессе превращения в «нормальные государства», занимающие свое неоспоримое место в Европе и в мире в условиях, когда мирное сосуществование постепенно становится все более обеспеченным фактом. ФРГ проходит этот процесс, не отказываясь окончательно от конечной задачи («сверхзадачи») поглощения ГДР. ГДР же решает задачу отстоять свою «отдельность» и на будущее, что в значительной степени осложняется не только всепроникающим характером западногерманской пропаганды, но и широким распространением «общегерманских настроений» в массах населения республики. Наше философствование на тему о «едином германском народе» является по существу ударом в спину друзьям. Разъяснения о том, что подобного рода высказывания являются выражением «личного мнения» авторов, идущего вразрез с нашей официальной политикой, все больше теряют убедительность. В условиях сохраняющегося «синдрома 1952 года» (нотой от 10 марта 1952 года мы [без консультаций с ГДР] дали согласие на воссоединение Германии на основе свободных выборов при условии ее нейтрализации) такие высказывания неизбежно воспринимаются как подготовка общественности к каким-то поворотам в нашей политике в сторону уступок притязаниям ФРГ за счет интересов ГДР. Необходимо, чтобы наши публицисты, вообще все, кто берется рассуждать о германских делах, поняли раз и навсегда, что интересам СССР соответствует закрепление независимого существования ГДР и ее самая тесная привязка к нам, к соцсодружеству. Если Бонн, не стесняясь, провозглашает тезис: «Мир в Европе остается ненадежным в условиях раскола Германии», то нам надо не искать путей к выдаче с головой ГДР, а постоянно отстаивать [контр] тезис: «Главным условием надежного мира в Европе является самостоятельное существование ГДР»».

И вновь ни ответа ни привета из Москвы. Вернувшийся из отпуска посол привез уже знакомое главное руководящее указание окружения Горбачева: «Не драматизировать!» И в дальнейшем в поведении наших средств массовой информации ничего не менялось. Хотя бы завязалась открытая дискуссия на тему «Нужна нам или не нужна нам ГДР?», а то ведь господствовало либо молчание на германскую тему, либо провозглашение неизбежности включения ГДР в ФРГ! Даже самые стойкие сторонники союза ГДР с СССР стали терять веру в будущее. 12 августа 1988 года в Берлине в беседе с заведующим отделом печати МИД СССР Г.И. Герасимовым Герберт Кроликовский напрямую обратился к нему с просьбой выяснить у советских верхов, по-прежнему ли СССР заинтересован в существовании ГДР. Он сказал: «Мы просим лишь об одном – сказать нам ясно, каковы ваши намерения в отношении нас. Сегодня есть социалистическая Германия. Вопрос в том, надо ли ее сохранять, как, например, Австрию, или ждать момента, когда можно будет отделаться от ГДР? Это наше государство, мы его выстроили и любим. Наш западный партнер – не самый глупый и не самый слабый. Не надо облегчать ему достижение цели, которая состоит не в усилении ГДР. Однако если вы нам скажете, что мы вам больше не нужны, что вы можете обеспечить мир в Европе и без нас, мы постараемся найти выход из новой ситуации. Мы возродим прежнюю концепцию конфедерации в Германии, начнем переговоры с Бонном по этому вопросу и будем добиваться максимально выгодных условий для людей, живущих здесь. Скажите нам открыто, в чем еостоит ваша цель, и мы будем действовать в соответствии с этим. Мы не драматизируем, не собираемся поднимать вселенский плач. Но надо принимать меры, думать о следующем и дальнейших этапах». Герасимов, один из наиболее талантливых и мудрых советских дипломатов того периода, понял значение обращения Кроликовского и сразу из Берлина направил в Москву информацию об этой беседе.

Демарш Кроликовского также был проигнорирован. Постепенно и у нас складывалось впечатление, что вопреки всем геостратегическим резонам Москва действительно «ждет момента, когда можно будет избавиться от ГДР». Без прояснения позиции руководства СССР сторонники реформ в ГДР не решались переходить от слов к делу. К тому же они опасались, что раскол на вершине властной пирамиды немедленно будет использован силами, стремящимися к ликвидации республики. (К сожалению, подобные опасения полностью оправдались после отставки Хонеккера 18 октября 1989 года.) В то же время правящая группа вокруг генерального секретаря ЦК СЕПГ не останавливалась перед попытками ослабить позиции сторонников реформ.

В ноябре 1987 года сгустились тучи над 1-м секретарем Дрезденского окружного комитета СЕПГ Хансом Модровым, являвшимся одним из наиболее влиятельных представителей реформаторского крыла партии. Посол получил соответствующий сигнал из аппарата ЦК СЕПГ, и мы решили хотя бы силами посольства продемонстрировать поддержку Модрову. 17 ноября в Дрездене начинались Дни Ленинграда, на которые прибыл секретарь Ленинградского обкома по промышленности Д.Н. Филиппов. Несмотря на сравнительно невысокий уровень советской делегации я бросил все дела и помчался в Дрезден, где целый день присутствовал на торжественных мероприятиях, всячески подчеркивая советскую солидарность с Модровым. Жест достиг своей цели. Модрова не сняли с должности и оставили в покое. Нам удалось сохранить его для критически важного «послехонеккеровского» периода ГДР.

Бездействие «внутренней оппозиции» вело к тому, что ситуация постепенно выходила из-под контроля. Отказываясь от каких бы то ни было реформ, хотя они назрели во всех областях жизни ГДР, хонеккеровское руководство шло на открытый конфликт с населением республики. Ради того, чтобы у людей не оставалось никаких иллюзий в отношении решимости СЕПГ ничего не менять в ГДР, Хонеккер и его соратники не останавливались перед эскалацией недружественных жестов в отношении СССР. Был свернут лозунг «Учиться у Советского Союза значит учиться побеждать», с первых дней существования республики сопровождавший ее «политпросвет». Продолжался запрет на распространение в ГДР ряда советских изданий. Слов нет, перестроечная печать выносила на поверхность много тины и даже нечистот. Например, конкретным поводом к запрещению «Спутника» послужили включенные в него статьи, ставившие знак равенства между Гитлером и Сталиным, с чем абсолютное большинство советских людей согласиться не могли. Однако запреты – не метод в отношениях между союзниками, связанных к тому же идеологическими узами. Кроме того, было ясно, что указанные статьи были, по существу, предлогом, чтобы помешать продвижению идей перестройки, которой были посвящены основные материалы дайджеста.