Сергей Луганский - Небо остается чистым. Записки военного летчика.

В эту ночь я так и не уснул. Потихоньку встал и вышел из землянки.

На аэродроме возле самолетов крутились техники. Одни осматривали моторы, другие пополняли боезапас. Продолжалась будничная жизнь войны.

Вскоре на востоке забрезжила заря.

Мы вылетели на Ростов вскоре после того, как его оставили наши войска. Внизу, под крыльями самолета, проплывала многострадальная обезображенная земля. Дымились развалины взорванных элеваторов, горел хлеб. Дымный чад застилал поля. Казалось, горела сама земля.

Скоро показался Ростов. Странно, еще совсем недавно это был свой, родной, город. Сверху я узнавал знакомые улицы, памятные места. Вот там, за городом, был наш аэродром. Ближе, где медленно тянется в небо густой столб дыма, стоял наш дом, мой дом. Все это еще вроде бы наше и уже не наше. Мы летим в свой город, но летим бить врага.

Под нами заблестела полоска Дона. Хорошо видно, как немцы наводят переправы через реку. К Ростову по степи тянутся колонны пленных. Мы не удержались и с бреющего полета обстреляли конвой. Воспользовавшись суматохой, пленные бросились в разные стороны. Впоследствии мне довелось встречаться с людьми, которые сумели перебраться через Дон и вернуться в свои части.

Спускаемся ниже и видим, как в самом Ростове уже вовсю хозяйничают фашисты. Чужая жизнь, совсем чужой город…

Война, ожесточенные бои оставили на облике города свои ужасные следы. В последние дни Ростов дважды переходил из рук в руки. И сейчас, сверху, нам хорошо видно, как пострадал город. Особенно те районы, где были упорные очаги сопротивления. Дома разрушены, улицы завалены битым камнем. Обосновавшись в захваченном городе, немцы выгнали оставшееся население на расчистку.

Человек удивительно быстро свыкается со всем. Вот и сейчас, разглядывая все, что под крылом самолета, мы уже не видим своего родного города,- мы видим территорию врага и отыскиваем на ней нанесенные на наши карты цели. В связи с этим вспоминается пожар Москвы в 1812 году. Сдав город Наполеону, москвичи подожгли его. В этом была как бы непримиримая угроза врагу – русские люди были готовы ко всему, но только не к капитуляции. Так и теперь, в новой невиданно жестокой войне: мы отступаем, мы оставляем город за городом, но эти утраты только укрепляют нашу решимость уничтожать и уничтожать врага.

На обратном пути над Доном у нас произошла короткая стычка с «мессершмиттами». Мы постарались выйти из боя и скорее вернуться на базу, но случай с самолетом командира эскадрильи Ивана Глухих заставил нас задержаться.

Бой с «мессершмиттами» уже закончился, когда мотор машины Ивана Глухих забарахлил и вдруг остановился совсем. Видимо, случайная пуля все же повредила что-то в машине. Умело планируя, Глухих повел истребитель на посадку. Другого выхода у летчика не было. Внизу была вражеская территория, и выбрасываться на парашюте означало верную гибель.

Самолет быстро терял высоту. Летчик из последних сил тянул к своим. Но вот уже и земля. Не выпуская шасси, Иван Глухих посадил самолет на «брюхо». Мы сверху видели, как запахал по земле самолет и, оставив недолгий след, замер, окутался клубами мерзлой пыли. Скоро из кабины выскочил Иван. Он был жив и невредим.

До наших позиций было далеко. Летчик, лишившись крыльев, мог легко стать добычей врага.

А вот, кстати, и враг. Передовые части немецких мотоциклистов, перебравшиеся через Дон, заметили наш самолет. Несколько мотоциклистов, не разбирая дороги, помчались от берега к беспомощному летчику. Мы кружились так низко, что мне отчетливо видны были подпрыгивающие на сиденьях фигуры людей в кургузых мундирах. Иван Глухих в отчаянии оглядывался. Бежать было некуда. Впереди лежала ровная, как стол, степь, позади, от реки, мчались прямо через поле мотоциклисты. С последней надеждой посмотрел Иван вверх, на наши самолеты.

Происшествие напоминало неожиданное несчастье в дружной слаженной стае. Только что был единый клин, каждый летел на своем месте и с надеждой, с уверенностью смотрел вперед, как вдруг одна из птиц выпала из строя и, с трудом удерживаясь на слабеющих крыльях, понеслась к страшной, пугающей всякими неожиданностями земле. И стая сбилась с пути, закружилась над местом несчастья, не зная, чем ей помочь.

Самолеты с ревом кружились над степью. Для принятия какого-либо решения оставались считанные мгновенья. Немецкие мотоциклисты на всей скорости приближались к обреченному летчику. Что же придумать, чем же помочь? Неожиданно правый ведомый Глухих, молодой летчик Володя Козлов, бросил свою машину в крутое пике и сильно прошелся из всех пулеметов по мотоциклистам. Ого, что получилось! Кувыркнулось с седел двое или трое, опрокинулся и задрал колеса разбитый мотоцикл. Мотоциклисты остановились. Следом за Козловым в пике заходили остальные наши машины.

Но что же делать с летчиком? Не оставлять же его в руках врага. Я вспомнил, как на недавнем партийном собрании Иван Глухих, давая мне рекомендацию, говорил о боевой дружбе, о золотом правиле летчиков – сам погибай, а товарища выручай. И вот теперь человек, который за меня поручился перед партийным собранием, попал в смертельную беду. Мы все прекрасно понимали, что ожидает Ивана Глухих, попадись он в руки немецких мотоциклистов.

Долго блокировать место происшествия мы не могли. Скоро кончится горючее, и нам придется улететь. Немцы, как трусливые шакалы, дождутся своего часа.

Пока летчики огнем своих пулеметов поливали мотоциклистов и отгоняли их от попавшего в беду летчика, я разглядел недалеко от вынужденного места посадки ровную твердую площадку солончака. Прикинув на глаз, я высчитал, что как для посадки, так и для взлета места достаточно. На нее, решившись, я и повел свою машину.

Самолет бросило, едва он коснулся земли, однако затем машина выровнялась и спокойно закончила бег. Я не выключал мотора.

Внизу было тихо, только невысоко в небе, по-ястребиному взмывая и снова падая, рокотали машины. Слышался треск дружных пулеметных очередей. Из кабины я огляделся. Степь убегала к горизонту. Немецких мотоциклистов я не разглядел. Залегли они или повернули назад? Но нет, издалека по моему самолету кто-то открыл огонь. Значит, видят они, что происходит. Жаль им упускать добычу.

Иван Глухих, не снимая парашюта, со всех ног бежал ко мне. А над ним, оберегая его, кружились и кружились наши товарищи. Пулеметными очередями они не давали мотоциклистам поднять головы.

Бежать в комбинезоне и с парашютом было трудно. Иван взмок и задыхался.

– Быстрей, быстрей!- торопил я его, беспокойно поглядывая по сторонам.

Отчаянно ругаясь, Глухих полез ко мне. Его нога в тяжелом меховом унте несколько раз срывалась с плоскости. Наконец он за что-то уцепился и вскарабкался.