Сергей Луганский - Небо остается чистым. Записки военного летчика.

В прикрытие бомбардировщиков назначались мы с Муровым.

– Двое?- невольно вырвалось у меня.

– А ты сколько хочешь?- неожиданно разозлился командир полка.- Сам же понимаешь… Кого еще?

Я невольно прикусил язык. В самом деле, за время боев наши авиационные части понесли большие потери. Наша промышленность, эвакуированная из занятых районов на восток, еще не успела развернуться на новых местах.

Четко повторив задание, я вышел от командира. Техники уже подготовили самолеты.

Получая задание, а затем сопровождая бомбардировщиков, я понимал, что на войне, а особенно на такой войне, частенько приходится принимать вынужденные решения. Особенно укрепился я в этой мысли, когда бомбардировщики добрались наконец-то до цели.

Глазам представился целый массив, огромное скопление танков. Вражеские машины стояли без маскировки. Их было такое множество, что я даже растерялся. Вся эта стальная армада нацеливалась на Ростов. Бомбардировщики ринулись утюжить. Вниз полетели тяжелые бомбы. В несколько минут вся армада скопившихся танков была разметана, деморализована, сожжена. Бомбардировщики успели вовремя.

Недолгое контрнаступление советских войск, потеснившее немцев, остановилось, и враг собирал силы для решающего штурма города. В небе шли беспрерывные бои. Наши бомбардировщики и штурмовики наносили удары по скоплениям танков, а истребители ввязывались в упорные воздушные схватки.

19 ноября гитлеровцы прорвались на северную окраину города. На другой день при поддержке авиации они попытались захватить переправу через Дон в районе Аксайской, но наши войска, занявшие оборону на берегу, не дрогнули. Враг стал искать более уязвимое место в обороне Ростова. И нашел. Фашисты ворвались в город. На улицах завязались кровопролитные бои. Начался отвод наших войск за Дон. В конце ноября командование советских войск собрало достаточно сил для нового контрудара. Перейдя в наступление, части южного фронта быстро выбили немцев из Ростова. Разбитые танковые части фашистов под командованием генерала Клейста откатились к Таганрогу. Немцы понесли большие потери в живой силе, боевой технике, военном имуществе и снаряжении.

В упорных кровопролитных боях за Ростов буквально каждый день задержки вражеских войск означал большой стратегический выигрыш. Ради этого и приходилось жертвовать. И прав был, конечно, Федор Телегин. Потерять шесть бомбардировщиков за один вылет – не шутка. Но гибелью этих машин, повседневными постоянными жертвами на других участках и пришла в конце концов к нам победа.

Со своей стороны мы тоже понимали все. Не понять невозможно. Но одно дело понимать спокойным рассудком, а другое — видеть, как на твоих глазах гибнут и гибнут смелые, боевые, великолепные ребята. С этим примириться трудно. Если бы у нас хоть в прикрытие побольше истребителей! Но нет, всего в обрез! Черт возьми, настанет ли наконец день, когда мы, наши летчики, будут давить врага превосходством в технике? Ведь в единоборстве немцы нам явно уступают. Значит, все дело в технике. Скоро ли она у нас будет?

Немцы напрасно бахвалились, разбрасывая листовки: «Ростов возьму бомбежкой, Кавказ пройду с гармошкой!». Под Ростовом нашли свою бесславную гибель отборные дивизии немецкой группы армий «Юг» под командованием фельдмаршала Рунштедта. И если наши войска все же вынуждены были оставить город, то только потому, что превосходство противника в живой силе и технике было слишком уж подавляющим.

Именно под Ростовом, помнится, у нас появились так называемые «безлошадные» летчики. То есть летчики были, а самолетов не хватало. Пополнение техникой пока шло крайне медленно. Нередко летчики находились непосредственно на авиационных заводах и перегоняли на фронт по два-три самолета, а иногда и по одному. Едва самолет сходил с конвейера, его тут же отправляли на фронт. В полках на каждый исправный самолет имелось два, а то и три летчика. Пока один уходил на задание, другой ждал его возвращения с парашютом в руках. И каково было огорчение, если самолет возвращался поврежденным.

За день исправные самолеты совершали до десяти боевых вылетов. Не удивительно, что большая часть машин находилась в ремонте. На плечи техников ложилась огромная нагрузка. Ночи напролет они готовили самолеты к боевым полетам.

После Ростова мы некоторое время базировались в Батайске, затем на станции Верблюд, в Котельниково. Все это были этапы горького пути отступления…

Однажды, после изнурительного дня, который пришлось провести почти целиком в воздухе, я, закончив полеты, пришел к комиссару полка Ивану Федоровичу Кузьмичеву.

– Разрешите, товарищ полковой комиссар?- обратился я по всей форме.

Иван Федорович был утомлен, но моя официальность настолько его изумила, что он живо приподнялся.

– Заходи, заходи, Сергей! Что случилось?

– Вот!- стоя по стойке смирно, я протянул ему коротенькое заявление. Это было заявление о моем желании вступить в ряды Коммунистической партии.

– О!- воскликнул Иван Федорович.- Давно пора, Сережа.

– Как-то казалось, что еще не достоин,- сконфуженно сказал я.- Не подготовлен, что ли…

– У тебя уже шесть сбитых самолетов. А это,- комиссар потряс моим заявлением,- обяжет тебя драться еще лучше. Понял?

Вечером в нашей землянке состоялось партийное собрание полка. Было уже поздно, горела лампа. Товарищи сидели на нарах.

Собрание открыл Кузьмичев. На войне человек завоевывает авторитет делом, непосредственно в бою. Наш комиссар обладал самым действенным секретом агитации и убеждения – храбростью, высоким искусством воздушного боя. За это его и любили летчики.

Пока говорил комиссар, я сидел сбоку.

К моему удивлению, собрание закончилось очень быстро. Фронтовая обстановка не располагала к длительным словоизлияниям. Произносить долгие речи было незачем, да и некогда,- с рассветом начинался утомительный боевой день. И без того для сна, для отдыха оставалось очень мало времени.

Мне запомнились коротенькие выступления Володи Пешкова и Ивана Глухих, дававших мне рекомендации. Смысл бесхитростных речей обоих моих товарищей сводился к одному: «Достоин».

Собственно, и предложение тогда было одно – принять. Быстро проголосовали и разошлись.

Летчики давно уже улеглись, потушили лампу. А мне все не спалось. То, что произошло сегодня, для моих друзей, видимо, было уже привычно и давно пережито. Но для меня… «Теперь я уже не тот, что прежде, теперь я обязан быть лучше, смелей, настойчивей»,- думал я.

В эту ночь я так и не уснул. Потихоньку встал и вышел из землянки.

На аэродроме возле самолетов крутились техники. Одни осматривали моторы, другие пополняли боезапас. Продолжалась будничная жизнь войны.