Роман Трахтенберг - Лучшее (сборник)

Уже позже я узнал, что они свингеры. Мне стало любопытно, что это за явление такое и как же это может быть. Я все пытался выяснить у одного из мужиков на яхте: «Как же так? Жена у тебя красивая, молодая. Зачем же ты ее отдаешь?» Ответил он очень интересно: «Знаешь, Рома. Пусть лучше ее ебут мои друзья, чем мои враги!»

Я потом долго думал: может, он и прав? Может, сейчас он хочет просто получать удовольствие от жизни. Хочет, между прочим, чтобы и жена получала удовольствие. И смотреть на это. Тем более, если есть возможность устроить все органично.

По мнению свингеров, женщина — такой же человек, как мужчина. Она тоже любит трахаться и тоже получает от этого удовольствие. Она — человек, который точно так же любит разнообразие, как и мужчина. Любовь — понятие духовное, а секс, как никак, плотское. Как сказал поэт, все в семейной жизни притирается: еда приедается, жена прие…ывается. Женщина, не получая былого удовлетворения от секса, будет искать его на стороне. Ни один, даже самый потрясающий любовник не сможет быть до бесконечности разнообразным и не сможет тот же размах и качество держать на протяжении многолетней дистанции.

И тут он сворачивает на левую беговую дорожку.

Женщина, повторимся, такой же человек. И точно так же начнет искать другие пути. Если у супругов появляются различные интересы, рано или поздно, на первом, втором или третьем перекрестке, их дороги разойдутся. Чтобы этого не произошло, в какой-то момент супруги с беговой дорожки стадиона выходят на оживленную улицу. Хотя это тот же самый дуэт, но время от времени появляется рядом с ними то один человек, то второй. То мужчина, то женщина. Бегут супруги по-прежнему вместе, но уже в коллективе. И вроде делают они все то же самое, но бежать веселее.

— Рома! Ты куда?! А продолжение банкета?!

…Конечно, кто-то может спросить, а зачем я поехал, не знамо куда?!

Должен сказать, что с годами в моей жизни тоже наступили перемены. Я ушел из «Арт-клиники», где работал у своих друзей.

И однажды пришла пора начать работать по-взрослому. Нанятым сотрудником; на хозяина; в месте, где меня не знали, где высокие цены, богатые гости, где я не имел права на ошибку. Если бы меня уволили, идти было бы уже некуда. А жена не работала, сидела с ребенком… Я все это рассказываю для того, чтобы показать, что и мое психологическое состояние тоже стало другим. Более напряженным и нервным.

Поэтому я не мог после программы спокойно ехать домой в тихую квартиру, ложиться в теплую постель и, наконец-то, уснуть в тот самый час, когда многие встают на работу. Это было бы бесчеловечно по отношению к себе любимому! Моя работа накрывает как наркотик и очень долго плющит.

Но такую серьезную работу — смешить людей — я выбрал сам. И не думаю менять, хотя теперь уже вижу, что сложно выходить на сцену перед сотней зрителей, зная, что каждый из них беспристрастно оценивает тебя. Ночной клуб — это вам не МХАТ, где зрители сидят чинно и молча. В клубе все, как правило, пьяны, громко разговаривают друг с другом, и овладеть их вниманием часто непросто. Зато, если они чем-то недовольны, громко это выскажут в ту же секунду. Клубная сцена — ежедневный экзамен. Перед программой меня всегда «колбасит». Не могу есть, так как артист должен быть злым и голодным. К тому же знаю, что, если поем, то начну засыпать (как засыпал однажды от усталости, стоя в солдатском туалете).

И этот нервяк — постоянен, хотя выхожу на сцену много лет. Изменилось только одно: сейчас спокойнее отношусь к редким провалам. Раньше себя казнил. Мне казалось, что я сам виноват, — не смог публику завести. Сейчас знаю наверняка, что публика бывает разная. И случаются такие вечера, когда в сумасшедших домах проводятся дни открытых дверей и все «дауны» могут собраться у тебя. Такое случается, но, слава Богу, редко.

Впрочем, даже если прошло на отлично, — все равно «бубенит»! Не могу ничего делать, не в силах ни на чем сосредоточиться. Ложиться спать бессмысленно: все равно не уснешь. Смотреть кино — нереально: ничего не соображаешь.

Самый простой способ снять это стрессовое состояние — алкоголь.

И, конечно же, бабы.

Только, вы меня извините, на нормальную бабу уже нет ни времени, ни сил. И, вообще, где их найти, нормальных, если работу заканчиваешь в два часа ночи? Да они давно спят и видят меня во сне в белых тапочках. Зато вдруг подворачиваются компании и…

— Рома! Ты куда?! А продолжение банкета?!

Конечно, кто-то спросит, а как же жена?

…Кстати, о жене.

Я точно не знаю, но, наверное, никто не обольщался насчет моей верности. Сама «тихая» профессия — жить на этом разгуле — подталкивает к омуту. Но что остается жене: если любишь человека — приходится прощать. Главное, что я никогда не делал ничего цинично у нее на глазах. А, может быть, в этом и заключается любовь. Как культура заключается не в том, чтобы не ругаться матом, а в том, чтобы знать, где это можно делать. И ночевать я всегда приходил домой. Нигде не заваливался спать, как бы мне ни хотелось.

Поэтому, что касается жен, — умная женщина всегда ставит перед собой вопрос: а готова ли она услышать правду? Когда ты вернулся поздно ночью домой, самое простое, что она может спросить: «Где был?»

— На пьянке.

— И бабы там были?

Я честный человек. Могу ведь ответить, что были.

Тогда ей придется спросить: «И ты с ними спал?»

Я, конечно, начну отпираться. Я — не я, кобыла не моя… Но ведь я буду пьяным, уставшим, как герой того анекдота, сказавший супруге: «Ты же такая умная. Придумай что-нибудь сама». А то и признаюсь, лишь бы дали уснуть.

И ей придется устраивать скандал.

А зачем?!

Лучше ведь просто сказать мужу, чтобы шел спать. Лишние вопросы рождают лишние ответы. Женщине не стоит их задавать, если она соображает, в каком мире живет супруг. Она должна вырулить на верную дорогу и суметь сохранить видимость того, что семья в порядке.

Главное — счастье. А счастье — это когда тебя понимают.

«Кто сегодня дежурит в постели?»

И шел Адам по райскому саду.И выпало у него ребро.И сказал Адам: «БЛ-Я-Я-Я-ДЬ!»И стало так…

«Га-га-га! Ха-ха-ха! Ох, ых!» — слышу я у себя за спиной дикий бабский хохот, и на ярко освещенную сцену прямо во время моего монолога на железном подносе выезжает самая толстая и безобразная из моих танцовщиц, нанятая исключительно для гротеска, по имени Климакс.

— Уйди, чудовище! — пытаюсь я хоть как-то обыграть происходящее безумие. — Сейчас не твой выход.

— Га, га, га! — не успокаивается она и, заваливаясь на спину, потрясывает жирными ляжками. Ей хорошо. Она нахрюкалась в гримерке и уже совсем не понимает, где она и что она.