Феликс Керстен - Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача. 1940-1945
У меня самого работают люди, которые просто не перенесут, если я в течение нескольких дней ничего не услышу о них; основная их цель – по крайней мере раз в два дня сообщать мне о каком-нибудь важном событии или требовать от меня решения по тому или иному делу. Сначала я все это воспринимал всерьез, но постепенно понял, что всякий раз это одни и те же люди, желающие поднять свою значимость в моих глазах. Просыпаясь утром, они уже думают, о чем бы таком особенном поведать своему боссу, и с этой целью хватаются за любую новость, представляя ее как совершенно достоверную, хотя это далеко не всегда так. Вы думаете, они чем-нибудь отличаются от господ на заграничной службе? Они живут новостями и наживаются на них подобно профессиональным информационным агентствам. Абсолютно бескорыстный человек, превосходно разбирающийся в ситуации, уважает себя и своих нанимателей и может подняться над человеческими слабостями. Но где вы найдете такую личность? Я сам ловлю себя на том, что, готовя доклад для фюрера, сильнее, чем необходимо, выделяю те моменты, о которых, как мне известно, он будет рад услышать, принимая во внимание его умонастроения. Однако так поступать не следует, потому что при этом утрачивается объективная ценность любого доклада. Я заметил, что тот же метод используется при подготовке докладов для Геринга и Геббельса. Начальники остаются довольны и при этом не понимают, насколько они развращены и насколько опасны результаты их деятельности.
29 января 1941 года
– Недавно вы говорили, господин Гиммлер, что дипломаты – чиновники и подстраиваются под своих начальников. Но тогда весьма легко развернуть их в другую сторону при первой необходимости.
– Вы путаете две разные человеческие черты, – поправил меня Гиммлер. – Есть побуждение расти и делать карьеру, а есть побуждение защищать уже завоеванное, пусть даже при этом вы вредите самому себе. В этом случае играет роль и уязвленное тщеславие. Человек хочет, чтобы то, что он сказал и посоветовал, считалось неопровержимой истиной. Мне еще не встречался дипломат, который не пользовался бы своими специальными знаниями, чтобы доказать, что любая политика, осуществляющаяся наперекор его советам, неверна и что реальная ситуация резко отличается от того, как она представляется правительству. Полномочный посол всегда считает, что он – великий человек в своем праве и что все, даже правительство, должны склоняться перед его знаниями и опытом.
В Германии это усугубляется тем, что за границу ездит очень мало немцев – фюрер и большинство руководителей никогда не путешествовали, – и дипломаты на основе своего так называемого зарубежного опыта думают, что это дает им над всеми нами преимущество специалистов; с подобным отношением вы всегда сталкиваетесь, когда так называемый специалист говорит с дилетантом о своей теме. В любом случае их позиции пошатнулись сильнее, чем когда-либо раньше, в результате того, что они заблуждались в вопросах о последствиях входа в демилитаризованные зоны в Австрии, Судетах и Чехословакии и о войне в Польше и во Франции. И несмотря на то что эти люди продемонстрировали вопиющие заблуждения и ошибочность своих суждений, они до сих пор имеют наглость посылать меморандумы фюреру и пытаться диктовать нам внешнюю политику.
Вы не найдете ничего похожего ни в одной другой области жизни. Генерал, потерпевший поражение, старается держаться потише; но стратеги международных отношений, побежденные послы, продолжают свою болтовню. Вместо того чтобы придержать свои ложные предположения при себе и лишний раз их обдумать, они идут дальше и уверяют нас, что следующий шаг несомненно приведет к катастрофе, уже давно предсказанной ими; и втайне они надеются на катастрофу, чтобы в итоге оказаться правыми. В России с такими людьми научились бороться: их обвиняют в саботаже и ликвидируют. Жизнь для этих господ там куда более опасна. – После короткой паузы Гиммлер добавил: – Я убежден, что план фюрера избавиться от карьерных дипломатов разумен; я в самом деле пришел к выводу, что фюрер прав.
Мы продвинулись бы куда дальше в этом деле, если бы не постоянное вмешательство Риббентропа, который настаивает, чтобы фюрер отложил эту проблему на послевоенное время, а втайне думает, что до того момента сам успеет реорганизовать свое ведомство. Старая школа дипломатии ему противна, потому что ее воспитанники не принимают его всерьез – он прекрасно осведомлен об этом факте и отвечает на него вспышками гнева, однако живет в ужасном страхе, что лишится почвы под ногами. Исключительно по этой причине он пытается поддержать на плаву старую систему – в частности, дипломатическую разведку – и надеется влить в нее свежую кровь. Поскольку Риббентроп ничего не смыслит в дипломатии, он вынужден предоставить старой школе свободу действий, что в итоге портит все дело. При этом у нас есть и соответствующий персонал, и опыт в вопросах разведки; чего бы мы добились, будь у Риббентропа чуть больше разума! Сейчас же я вынужден ограничить свою активность и лишь в решающие моменты вмешиваться со своими докладами. И либо ценный материал пропадает, потому что я не могу доходить до открытого конфликта с Риббентропом, либо мне приходится осведомлять фюрера, используя окольные пути. Но дайте мне шанс! Мой час еще придет!
Тут Гиммлер понял, что раскрыл свои карты, и закончил такими словами:
– Но что касается борьбы со старой школой дипломатии, то тут я полностью на стороне Риббентропа.
IX
Рудольф Гесс
Бад-Годесберг-на-Рейне
24 июня 1940 года
Я провел в отеле «Дрезден» больше недели с Рудольфом Гессом. Гесс был очень возбужден недавними событиями – перемирием с Францией, в результате чего заработал жестокие желудочные колики. Он ездил в Компьенский лес и вернулся накануне.
Во время лечения, все еще охваченный возбуждением, он обрисовал мне ход недавних событий и говорил о будущем, которое видел как эпоху плодотворного франко-германского сотрудничества.
– Вы забываете об Англии, – напомнил я ему. – Вся ее история, законы политической жизни, сама природа этой страны никогда не позволят ей смириться с тем положением, которое вы себе представляете. Англия пойдет против своего собственного существования, если не примет соответствующие контрмеры. Вы забываете также об упорстве англичан. Их образ мышления отнюдь не так утопичен, как у немцев.
– Мы помиримся с Англией точно так же, как и с Францией, – сказал Гесс. – Всего лишь несколько недель назад фюрер снова говорил о великой роли Британской империи в мировом порядке. Германия и Франция вместе с Англией должны выступить против врага Европы – большевизма. Именно по этой причине фюрер позволил английской армии спастись из Дюнкерка. Он не хотел отрезать путь к взаимопониманию. Англичане должны оценить это и воспользоваться случаем. Я не могу себе представить, чтобы холодная, расчетливая Англия сунула голову в советскую петлю, вместо того чтобы спастись, придя к соглашению с нами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});