Романески - Ален Роб-Грийе
Диалог другого рода происходит между ним и вторым из важных для более глубокого прочтения «За новый роман» произведением — написанными через два с лишним десятилетия «Романесками». Выше приводились примеры интертекстуальности Роб-Грийе, признанным виртуозом которой он был и остается. Примеры многократного возвращения к одним и тем же темам и образам не только чрезвычайно для него характерны, они придают его творчеству целостность, в них он черпает энергию созидания. Подобная игра на темах и вариациях заметна и в так называемых «теоретических» работах Роб-Грийе, и в критических пассажах «Романесок». Прежде всего бросается в глаза перемена тона: перст указующий, просматривающийся на многих страницах книги 1963 года, вера в близость победы новаторов над консерваторами, сменяется через четверть века в «Романесках» едва ощутимой, но явственной иронией по отношению к былому пафосу и надеждам; иронией, обращенной в первую очередь на соратников, но временами подмешивающейся и к самохарактеристикам автора, которого именно после эссе «За новый роман» стали называть «Папой Римским Нового Романа».
Четкость, лапидарность формулировок, нередко напоминающая некий новый катехизис, категоричность некоторых рецептов «оздоровления» литературы сделали «За новый роман» одним из самых популярных литературных манифестов прошлого века. Но болезнь традиционализма, покорной самовоспроизводящейся рутины не лечится, как оказалось, по рецептам, пусть даже и выписанным лекарем, страстно верящим в свою правоту. Мало того, оказалось, доктор и сам не прочь заразиться — через прививку произведений так называемого людического периода, отсчитываемого обычно от «Дома свиданий», опубликованного в 1965 году, сразу после эссе «За новый роман» — болезнью массового и доступного искусства, которую оно страстно порицает и изобличает.
И поныне «За новый роман» считается одним из лучших «учебных пособий» для вхождения в проблематику Нового Романа, что все же не совсем верно. Как неоднократно подчеркивалось в «Романесках», теоретические работы Роб-Грийе нельзя рассматривать как априорно существовавшую основу его (и тем более — других новороманистов) книг. Тем не менее яркая и характерная особенность таланта этого писателя — взаимное прорастание ризомоподобной психики автора (и читателя) и кристаллических структур письма — видна здесь невооруженным глазом. Это тем более поразительно, что книга «За новый роман» перегружена массивом интереснейших фактов, оригинальных наблюдений и остроумных гипотез — всем тем, что традиционно — от Монтеня до наших дней — делает чтение французской эссеистики занятием не только полезным, но и захватывающим.
Настоящий перевод осуществлен по изданию: Robbe-Grillet A. Pour un nouveau roman: Essai. P.: Les Editions de Minuit, 1985.
1
Термин Новый Роман. — О термине «Новый Роман» и его переводе на русский язык следует поговорить особо. Родившийся под пером недоброжелательного журналиста в 1957 г., он приклеился и выжил — по причине удобства, компактности и неконкретности, допускающей различные интерпретации. В самой Франции графически оформлялся по-разному: «новый роман», «новый» роман, новый роман, Новый Роман, наконец. В нашей стране чаще всего переводился как «новый роман» в кавычках — то есть «никакой это не роман, да и совсем не новый». В соответствии с правилами орфографии в постсоветские времена появилось, без уничижительных кавычек или непривычного для русской графики курсива, — Новый роман (во втором слове нет метафорического переноса, следовательно, оно не должно писаться с большой буквы). Но поскольку слово «роман» — ключевое в прозе (не зря же сами новороманисты, отвергнувшие, кажется, весь багаж прошлого, никогда от него не отказывались), а в придачу и широко употребительное — как и другое затертое словосочетание «новый роман» (например в выражении: «Новый роман Александры Марининой привлек внимание читателей»), то когда последнее стоит в начале предложения, разница между «Новым романом как литературным течением» и «Новым романом Александры Марининой» становится неощутимой. Именно поэтому я настаиваю на варианте, соответствующем тому, как это пишется по-французски и по-английски: Новый Роман — во избежание искажений, которых и без того хватает. Отдельные произведения новороманистов можно было бы называть новые романы. Ну а книга Роб-Грийе, включенная в этот сборник, называется «За новый роман» — то есть не за узко понятый Новый Роман, а за какой-то новый, постоянно обновляющийся роман (именно в этом смысле Флобер и Пруст оказываются «новороманистами»).
2
…специалистам в области романа… будет., труднее других расстаться с рутинные привычками. — Роб-Грийе был, наряду с Дюрас, тем новороманистом, который наиболее последовательно пытался убедить читателя (не скажу, что широкого, но требовательного в своей массе) в том, что Новый Роман — не занудное, сухое разгадывание пасьянсов и головоломок (как автор насмешливо подсказывает раздраженным критикам в игре со спичками в «Мариенбаде»), а захватывающий акт вживания в живую, всегда разную, плоть текста И главное в этой магической инициации — непредвзятость, добровольное принятие законов того мира, в который читателю предлагается проникнуть. Несмотря на некоторое кокетливое самолюбование, почти всегда присутствующее у Роб-Грийе, это парадоксальное на первый взгляд утверждение представляется очень верным.
3
…верный образ этой ситуации… в детективной драме. — Романное письмо как детективное расследование им собственной сути и возможностей — одна из типологических особенностей Нового Романа. Тезис о «литературе как поиске», выдвинутый Роб-Грийе, — один из немногих, под которым подписались бы все новороманисты, при всех их различиях и противоречиях. На нарративном, важнейшем для них уровне все они вели неустанные поиски формы, структур, приемов письма, что зачастую в поверхностном, фикционально-событийном ряду выражалось в виде детективного расследования некой, более или менее эзотерической, эротической, эстетической, психологической, ментальной, Тайны. Роб-Грийе является первым, и самым успешным, разработчиком этого ноу-хау (как и многих других нововведений новороманистов). Начиная с раннего романа «Резинки» и вплоть до последнего на сегодняшний день — «Реприза» (2001), автор и(ли) его персонаж предается бесконечному поиску ключа к Тайне, пародируя и с удовольствием используя мощный потенциал массовой криминальной литературы.
4
…метафора никогда не бывает невинной стилистической фигурой. — Роб-Грийе всегда «рад заметить разность» между своими предшественниками и учителями и собой. В «Романесках» он вспоминает, как Барт (оказавший на него самое большое влияние) возмущался метафоричностью падающего снега в романе «В лабиринте» (намек на этот снег, а точнее — почти дословное цитирование начала романа — завершает вторую часть «Романесок»). В данном фрагменте Роб-Грийе подробно и прозелитически верно пересказывает суждения Барта о метафоре как части насилия общества над индивидуумом, от которых Роб-Грийе позже «потихоньку, на цыпочках» (вспомним его собственное медово-жестокое определение этой способности менять свои взгляды, которая забавляет нашего автора у Барта) отошел, свидетельство чему — избыточно, до китча метафоризованные «Романески». В
