Федор Раззаков - Дин Рид: трагедия красного ковбоя

В ГДР Дин вернулся в подавленном настроении. Всю дорогу он вспоминал свой прошлогодний разговор с Петром Сергеевичем Купцовым и на фоне всего, что произошло с ним в последние месяцы, уже иначе воспринимал его слова. Нет, он не считал, что Горбачев пришел во власть, чтобы развалить страну и сдаться на милость Западу, однако то, что он начал строить фундамент своей власти на ниспровержении и оголтелой критике предшествующей, казалось Дину шагом не менее убийственным, чем то, о чем говорил Купцов-старший. «Своими действиями Горбачев поднимет на поверхность такую грязь и пену, что они в итоге сметут и его самого, – с грустью думал Дин. – Но прежде, как это ни печально, они сметут таких, как я».

Дин в своих выводах не ошибался. Горбачевская команда хоть и продолжала в 86-м году разоблачать происки рейгановской администрации, однако делала это скорее по инерции. Весной 1986 года, после того как минул год со дня воцарения Горбачева у власти, для внимательного наблюдателя уже стал заметен тот поворот в сторону более уступчивой политики, которую горбачевская команда собиралась взять на вооружение в своих отношениях с США и Западной Европой. Этот поворот был обусловлен главным образом экономическими причинами.

Летом прошлого года резко снизились мировые цены на нефть, что было результатом прямого сговора США и Саудовской Аравии. Последняя резко увеличила добычи нефти (если раньше в день добывалось менее миллиона баррелей, то теперь – до шести миллионов), из-за чего в ноябре 85-го нефть-сырец шла по 30 долларов за баррель, а в апреле 86-го – уже по 12 долларов. Учитывая, что в это же время в СССР началось резкое падение добычи нефти (из-за недостаточности инвестиций в инфраструктуру и оборудование при завышенных темпах добычи), Советский Союз разом потерял около 10 миллиардов долларов, что равнялось почти половине средств, выручаемых за нефть. Пришлось вдвое увеличить продажу золота, чтобы удержать запасы твердой валюты на необходимом уровне.

Этот удар вынудил советское руководство взять крен в сторону сначала замирения с Западом, а позднее и полнейшей капитуляции перед ним. Для этого горбачевская команда подбирала и соответствующие кадры, с которыми было бы легче сдавать одну позицию за другой.

В апреле реорганизации подвергся Всемирный совет мира, где Дин проработал почти 20 лет: секретарем ВСМ стал финский коммунист Йоханнес Пакаслахти, а Ромеш Чандра хотя и сохранил за собой пост президента, однако отныне его власть и влияние были существенно урезаны. А за месяц до этого был отправлен в отставку многолетний руководитель Международного отдела ЦК КПСС Борис Пономарев, уступивший свое кресло бывшему послу СССР в США Анатолию Добрынину.

Глядя на эти перестановки, Дин прекрасно отдавал себе отчет, чем именно они вызваны: желанием новой власти избавиться от «балласта» в лице прежних руководителей и заменить их людьми из своего круга. Дин, в сущности, был не против, чтобы старых функционеров меняли на более молодых, но совершенно не ожидал, что под это определение «балласта» попадет он сам – вполне еще дееспособный 47-летний мужчина, который в течение 20 лет верой и правдой служил делу борьбы за мир. Дину трудно было поверить в то, что для членов горбачевской команды борец за мир Дин Рид был таким же неугодным деятелем, как Борис Пономарев в ЦК КПСС или Сергей Бондарчук во главе Союза кинематографистов СССР.

Между тем о том, как прошла последняя неделя жизни Дина, можно только догадываться. Но, судя по всему, это была тяжелая неделя. Иначе как объяснить, что 8 июня Дин совершил попытку самоубийства, поссорившись со своей женой Ренатой Блюме: схватив со стены мексиканский нож мачете, он закричал на весь дом: «Я убью себя!» Однако в последнюю секунду испугался и полоснул себя не по венам, а всего лишь по плечу. Из раны хлынула кровь, однако серьезного вреда своему здоровью Дин не причинил. Рената, увидев это, громко рассмеялась и заявила: «Тоже мне мужик: даже убить себя по-настоящему не можешь!»

Чем была вызвана столь язвительная реплика, сказать трудно. Может быть, тем, что Рената подозревала мужа в многочисленных изменах, которые мерещились ей чуть ли не на каждом шагу. Например, она подозревала Дина в том, что его одноклассница Дикси Ллойд Шнеблоу, которая возобновила отношения с ним осенью прошлого года, когда Дин приезжал на родину, тоже является его любовницей. Поэтому любой звонок от нее или звонки Дина ей в Америку по поводу будущих гастролей Рената воспринимала в штыки. В итоге Дин вынужден был общаться с Дикси вне стен дома: он уезжал в Западный Берлин и уже оттуда, из телефонной будки в центре города, звонил Дикси.

Тот инцидент с мачете закончился звонком Ренаты другу Дина Эбергарту Феншу (как мы помним, он был заместителем руководителя отдела агитации и пропаганды ЦК СЕПГ). Фенш приехал к Дину 9 июня (в тот день в ГДР проходили выборы в Народную палату) и пробыл там до утра, пытаясь успокоить Дина. Ему это удалось: под утро Дин пообещал другу, что возьмет себя в руки и больше никогда не будет пытаться свести счеты с жизнью. Слово свое Дин держал… несколько дней.

Последние три дня жизни Дина прошли вроде бы спокойно. Никаких ссор с Ренатой не происходило, и 11 июня (за день до гибели!) супруги даже позировали на крыльце своего дома фотографу Гюнтеру Линке. У Дина вполне умиротворенный вид, разве что Рената несколько напряжена. Но, в общем, вполне миролюбивая фотография, не предвещавшая ничего ужасного.

Утром 12 июня Дин отправился на киностудию «ДЕФА», чтобы уточнить последние детали съемок фильма «Опасная близость» (предыдущее название – «Окровавленное сердце» – посчитали слишком натуралистичным). Однако там его поджидал новый удар, который стал последней каплей, переполнившей чашу терпения Дина.

Продюсер фильма Геррит Лист только что вернулся из СССР, однако новости у него были не самые радостные. Дело в том, что вся финансовая сторона в производстве фильма была в руках советской стороны (бюджет картины составлял 4 миллиона долларов), а она как раз вдруг заартачилась. Нет, она не отказывалась от финансирования, однако в воздухе витала какая-то недосказанность. И это за три дня до начала съемок! И вот тут до Дина (впрочем, не только до него) вдруг дошло, что при новом руководстве Союза кинематографистов СССР никакого фильма о подавлении американским правительством восстания индейцев в Вундед-Ни быть не может по определению. Горбачевская команда все сильнее выворачивала руль своей политики в сторону замирения с США (осенью намечалась очередная встреча Горбачева и Рейгана), поэтому снимать антиамериканское кино, да еще руками «брежневского холуя» Дина Рида, она явно не желала.