Наум Синдаловский - Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор

Иногда клады в фольклоре теряют свой конкретный ценностный смысл, выраженный в слитках драгоценного металла, в ювелирных изделиях или в денежных купюрах, и приобретают характерные черты мощного художественного образа, удачно найденной метафоры. Однажды со скоростью молнии по городу пронеслась информация о том, что Петербургу не грозит топливный кризис. Раскрыта будто бы еще одна таинственная страница петербургской истории. Обнаружен документ, подтверждающий давние, самые смелые догадки краеведов. Оказывается, под нами находится подземное море нефти, размеры которого не поддаются описанию. Наиболее близко к поверхности земли это гигантское нефтехранилище подходит в районе Дворцовой площади. Археологам это было известно еще в начале XIX века. Именно они будто бы и рекомендовали использовать возводимую в то время Александровскую колонну в качестве своеобразной многотонной затычки, способной удержать рвущийся из-под земли фонтан. В свете этого замечательного открытия становится понятным, почему гигантская колонна не врыта в землю, что, казалось бы, должно было обеспечить ей дополнительную устойчивость, а свободно стоит на своем основании и удерживается собственным весом.

7

Попытки отыскать клады предпринимались всегда. Иногда они заканчивались удачей. Пыляев рассказывает о кладе, упрятанном на даче Дашковой в Кирьянове. Одно время дача принадлежала графу Завадовскому. Однажды в припадке умопомешательства граф «заложил в стене или зарыл в земле» все свои фамильные драгоценности. Случайно их обнаружил какой-то купец, и «находка послужила началом его значительных богатств».

Но чаще всего поиски кладов заканчивались или неудачами, или курьезами, которые, в свою очередь, становились сюжетами городского фольклора. Однажды героем такого фольклора стал безымянный наследник умершего в эмиграции петербургского креза, сумевшего будто бы перед бегством из Петрограда спрятать золото под полом одного из номеров гостиницы «Европейская». Его наследнику удалось после войны ненадолго, в составе какой-то делегации приехать в Ленинград. Он поселился в том же номере «Европейской» и, едва дождавшись ночи, лихорадочно начал вскрывать паркет и обнаружил-таки металлическую коробку, укрепленную мощным болтом на межэтажном перекрытии.

Полночи ушло на преодоление сопротивления металла. Наконец, последняя перемычка была перепилена. И в это мгновение гробовую тишину ленинградской ночи взорвал страшный грохот… рухнувшей в ресторанном зале хрустальной люстры. Интурист в ужасе отшатнулся от образовавшегося в полу пролома и, уж никто не знает, когда и как, постарался навсегда покинуть Россию.

Однако неудачные опыты обладания чужими богатствами тем не менее не приводят неуемных кладоискателей ни к признанию окончательного поражения, ни к безнадежному отчаянию. Ради будущего обогащения они, как утверждает фольклор, готовы вложить пальцы в пасть Грифона на спуске возле Академии художеств и терпеливо ждать, когда загаданное счастье обрушится на них с неба, вырвется из-под земли или всплывет со дна Невы.

Между тем в арсенале городского фольклора есть свои способы мгновенного обогащения. Например, достаточно, ни разу не дрогнув, простоять с монетой на голове под одним из Американских мостов, что перекинут через Обводный канал вдоль Витебской линии железной дороги, когда над головой со страшным грохотом проносится железнодорожный состав.

Удачи вам, дорогие читатели!

Острая словарная необходимость. Место и роль городского фольклора в системе межчеловеческого общения

1

Пожалуй, наиболее убедительным признаком жизнеспособности любого национального языка является его постоянное стремление к расширению своего словарного запаса. В основном это происходит двумя проверенными многовековым опытом способами: либо с помощью внутриязыковых словообразовательных процессов, либо за счет внешних заимствований из других языков. Первый инструментальный способ пополнения словника носит скорее качественный смысловой характер и имеет отношение к художественным, живописным возможностям языка. В этом случае необходимость каждого нового слова, образованного, скажем, с помощью суффикса, приставки, окончания или иным образом, чаще всего определяется индивидуальной необходимостью в нем отдельного творца и уже затем становится собственностью всех остальных потребителей языка. Составители толковых словарей хорошо знают, как это важно, и потому каждый раз стараются привести примеры употребления того или иного слова в художественной литературе. Иногда это не происходит, и тогда слово так и остается за пределами академических словарей. Например, многие словесные изобретения, предложенные Александром Исаевичем Солженицыным, так и остались невостребованными словарной системой русского языка.

Второй способ пополнения национального языкового арсенала напрямую связан с конкретной экономической, политической или культурной исторической ситуацией, в которой в разное время находится страна и ее народ – носитель языка. В России таких заметных периодов было несколько. Впервые древний праславянский язык серьезно пополнился новыми словами в период христианизации Руси, когда вместе с первыми переводами Библии и церковными службами в русский язык пришли греческие, а затем и церковнославянские словообразования. Через несколько веков русский язык почувствовал на себе мощное воздействие тюркских языков, связанное с татаро-монгольским нашествием и позднее – с непосредственной близостью влиятельной Оттоманской империи. В XVI веке, в так называемое Смутное время, на Русь хлынул заметный поток слов из польского языка. В XVIII веке с началом петровских преобразований русский язык обогатился экономическими, морскими и военными терминами из нидерландского и немецкого языков. Одновременно русский грамматический словарь начал пополняться французскими и итальянскими словами из области культуры и быта. Процесс этот непрерывен, он имеет ярко выраженный перманентный характер. Например, в настоящее время русский язык испытывает серьезное влияние англицизмов.

К огорчению современных последователей небезызвестного адмирала Шишкова, ратующих за стерильную чистоту русского языка, абсолютное большинство заимствованных слов носит не замещающий, как им кажется, а дополняющий характер. Еще древние римляне говорили: «Rem verbe seguentur», что означает: «Слова следуют за вещами». Английское слово «киллер» появилось в русском языке вовсе не потому, что в нем не было слова «убийца». Просто в современной России появились представители нового социально-криминального явления, условно обозначавшиеся двумя словами «наемный убийца». Язык, всегда тяготеющий к словарной лапидарности, отказался от двухсловной дефиниции и предпочел более лаконичный вариант, предложенный английским языком. При этом английский язык ничего не потерял, а русский – продолжил короткий до того синонимический ряд к понятию «убийца» еще одним словом. Пользователям отечественных словарей хорошо известно, что чем длиннее синонимический ряд, тем богаче, ярче, выразительнее и разнообразнее родной язык. Синонимы придают языку тонкие смысловые оттенки, окрашивают речь дополнительными нюансами эмоциональных или стилистических красок. Уже один тот факт, что полных синонимов, то есть двух или нескольких слов, абсолютно тождественных друг другу, не бывает по определению, говорит в пользу исключительной ценности длинных синонимических рядов. Если внимательно вслушаться в два современных русских слова: «учитель» и «преподаватель», то при всем внешнем сходстве понятий, ими обозначаемых, легко заметить разницу в определении вроде бы одной и той же профессии. А ведь эту разницу можно было и безвозвратно утратить, откажись в свое время русский язык добавить к исконно русскому «преподаватель» греческое слово «учитель». Подобных примеров много.