Юрий Ростовцев - Виктор Астафьев

Лежа под кухней, в относительной уже безопасности, я догадался, отчего лейтенант был коротенький — обе ноги ему оторвало, а искал он скорее всего пилотку. Вот и ревел я обо всем вместе виденном и от жути ревел…

…Совсем недавно, ночью, зачесалась рука, та самая. Даже не зачесалась, а заныла, зазудела. Начал я со сна царапать ее. Слышу под пальцами твердо. Из дальних времен, из глубины тела, обкатанный кровью, вылезал осколок с привычной уже болью. Совсем маленький, сделавшийся кругленьким, как картечина, он натянул кожу и остановился. Но раз чешется, значит, скоро выйдет.

Думаю, это уже последний. Дай Бог, чтоб последний осколок ушел из меня, из всех нас, бывших воинов, и никогда, ни в чьем теле больше не бывал».

После тяжелого ранения под польским городком Дукла Астафьев почти восемь месяцев пролежал в госпиталях. Пройдя курс лечения, он оказался не годен к строевой службе, был комиссован во вспомогательную часть и победу встретил в городе Ровно. «Более в строй я не годился и начал мыкаться по нестроевым частям, которые то мне не подходили, то я им не мог пригодиться, пока не угодил на почтово-сортировочный пункт 1-го Украинского фронта, располагавшийся неподалеку от станции Жмеринка, в местечке Станиславчик. Здесь я повстречал военнослужащую Корякину Марию Семеновну, сразу же после демобилизации женился на ней и поехал на ее родину, в город Чусовой Пермской (в ту пору Молотовской) области».

…Часть, где проходила службу Мария, находилась на Прикарпатском фронте. Однажды ее и еще нескольких девушек отправили в маленький польский городок в качестве помощников руководителя оперативной группы при отделении военной цензуры. Они должны были обрабатывать скопившиеся мешки с почтой — фронтовыми письмами. Помощникам надлежало не только читать письма, но и «пикировать», то есть выбирать наугад пачку из проверенных уже писем и еще раз тщательно прочитывать.

«В помещении, — вспоминала Мария Семеновна, — где стояли длинные столы и за ними сидел и шуршал письмами наш брат — военные девчата, ехавшие воевать, а не выискивать в солдатских и в письмах из тыла какие-то тайные сведения, — возле двери был прибит умывальник с соленой водой, и мы, иногда в очередь, почувствовав зуд на ладонях, меж пальцев, жестоко царапая ногтями, мыли руки круто соленой водой. Иногда это помогало, иногда нет, и тогда приходилось обращаться в медчасть…»

Когда Мария и ее сослуживцы вернулись в Станиславчик, оказалось, что на местной «сортировке» многих девушек, работавших на разборке почты, заменили солдаты, комиссованные после госпиталей. Однажды утром к ним в отделение привез мешки с письмами веселый солдатик, которого она прежде не знала. На груди его хорошо смотрелись медаль «За отвагу», орден Красной Звезды и гвардейский значок с отбитой в нижнем углу эмалью. Боевой солдатик — сразу видно! Поздоровавшись, широко и белозубо рассмеялся, отчего веснушки по лицу разбежались: «Теперь я ваш покорный слуга, не в полном, конечно, смысле, просто буду почту увозить-привозить…»

Его с радостью встречали на сортировке, может, немножко больше, чем других, хвалили, когда привозил девушкам «личные» письма.

Однажды Мария с подругой возвращалась с работы по узкому переулку, в котором было по колено грязи. Шли медленно, держась руками за плетни. Наконец, добрались до хаты, в которой Мария жила с хозяйкой Федотовной. Остановились, чтобы еще немного поболтать. И тут-то она вспомнила, что сегодня днем из Чусового пришла очередная посылка с книгами, и предложила спутнице зайти прямо сейчас, выбрать для себя что-нибудь почитать. В это время кто-то, насвистывая, прошлепал мимо них по грязному переулку. Услышав девичий разговор, человек приостановился и поинтересовался, о каких книгах идет разговор.

Присмотревшись, Мария узнала веселого солдата. Она рассказала о посылке и предложила как-нибудь зайти, посмотреть ее книжные сокровища. Через день он пришел в гости, а потом заходил уже часто. Виделись они, конечно, и по служебным делам, но книги как-то облегчили общение, помогли пройти первый этап знакомства. И даже более того — сдружили их.

Однажды, когда гуляли по городку, они набрели на мостик, остановились посередке, и Виктор вдруг запел. Мария была поражена его голосом, той проникновенностью, с которой он исполнил романс.

Это было давно, лет пятнадцать назад,Вез я девушку трактом почтовым,Бледнолица была, словно тополь, стройнаИ покрыта платочком шелковым!..Кони мчали нас вдаль, кони мчали нас в путь,Словно мчала нечистая сила.Попросила она, чтоб я песню ей спел.Я запел, и она подхватила…

Эта открытость, доверчивость еще более их сблизила. После тогда вечера они уже не только гуляли, ходили на танцы, но и подолгу сидели на лавочке под окном хаты, где жила Мария, и чувствовали, что не могут наговориться.

У других девчат тоже, конечно, были друзья из нестроевой части, так что их пара не была единственной. Часть девчат, да и солдатиков, демобилизовали. Немецкий фашизм был разбит, но война еще не закончилась, некоторые части перебрасывали на Дальний Восток, где начались боевые действия против Японии.

Накануне своего дня рождения, 21 августа 1945 года, Мария передала Виктору через его сослуживца приглашение к себе на вечеринку, которую она устраивала по этому поводу. На конверте было написано крупными буквами: «Виктору Астафьеву», а внутри находился листок бумаги со стихами и припиской:

«Витя!

Каждая минута, каждое мгновенье,Все, что есть и будет в жизни и судьбе,Пламенного сердца каждое биенье —Все это тебе!..

Витя, пожалуйста, приди ко мне на день рождения 22 августа 1945 года, к 7 часам вечера. Очень буду ждать.

Маша».

Виктор не пришел в назначенное время, и потому она волновалась. Села с краю стола, ближе к дверям, и выбегала на каждый стук, на каждый скрип калитки, не забывая при этом угощать гостей-сослуживцев, среди которых был кое-кто из начальства.

Наконец, Витя пожаловал. Был он в настроении озорном и задиристом. Сразу выказал неудовольствие тем, что так много пришло народу, да и то одни офицеры. Разговор перескакивал с пятого на десятое, Виктор пару раз пытался привлечь внимание к своим шуткам-прибауткам. Но компания к его появлению уже была сильно разгорячена, никто никого слушать не хотел.

Виктор стал выговаривать Марии, мол, зачем она зазвала его сюда, таких гуляк он в гробу видал!

Пришлось ей его успокаивать:

— Потерпи маленько, они дошли до кондиции, вот-вот уйдут. Жалко, что не подумала и не догадалась двух-трех ваших ребят позвать, тебе для компании. Прошу не петушись, ведь я тебя люблю…