Александр Арефьев - Были и былички

Ну, тут дядя совсем с копыт и ну по траве кататься. Кричит сквозь слёзы (в литературном изложении): Хрен вам еловый, а не акт, на месяц ещё останетесь ваше уродство такое-сякое в коровник нормальный переделывать. Ну, мы, естественно, завяли, а наш батяня тут инженера с земли эдак нежно поднимает, что-то на ухо нашёптывает и к общежитию ускоренным шагом ведёт. Остались мы в тоске и ожидании, и уж сами злым глазом косим на рук своих творение. Часа не прошло, бежит "старик", радостно бумажкой в воздухе помахивает, а за ним и инженер маячит, вихляющей походкой к нам подтягивается и нос алеющий ручкой прикрывает. Ладно уж, – говорит, – отпускаю вас, блаженных, учудили так учудили, мы тут посоветовались и решили ваш коровник под дом культуры пустить.

То-то веселья было. Послали гонцов за горючкой, на "сухой закон" положив что следует с прибором, других – к казахам местным за бешбармаком (это блюдо такое из баранины с домашней лапшой – вкуснотища неописуемая). Вечером сабантуй отвальный устроили, начальство пригласили речи и тосты во здравие советского студенчества провозглашать. Все чокались стаканами с разрешённым по случаю кислым вином и запивали более приличествующим напитком, укромно расставленным извилистой змейкой под праздничным столом.

В пору моей учёбы в МГУ среди немногих "преподов", которых вправду, а не только в канун экзаменов, любили и уважали, был декан.

Моложавый, с короткой стрижкой, не чурающийся запанибрата побалакать со студентами, а при случае и рюмашку с ними опрокинуть, был он, можно сказать, нашим кумиром. Вот как-то бегу по коридору, на лекцию опаздывая, вижу, стоит он с двумя студентами и вроде бы мирно так беседует. Вдруг раз – и мне руку тянет. Я за руку ухватился, трясу в приветствии, мол, здравствуйте, уважаемый, извините, спешу, на лекцию опаздываю. И дальше галопом.

После лекции встречаю тех двоих, они смехом заливаются.

Оказалось, он их поймал и отчитывал за опоздание, хотел и меня на бегу выловить, да после моего горячего рукопожатия совсем растерялся и отпустил с миром. Но это что, а другой раз сидел в гальюне, бумагой себя по внезапной нужде заранее не обеспечив. Встал на толчок, заглянул к соседу через перегородку, вижу, сидит "орликом" салажонок, затылок бритый, только уши торчат, газету "Правда" читает. Я ему: отчекрыжь газетки, безбумажный я оказался. А он лишь макушкой побагровел и нос ещё ниже в газету. Ну, и жмот ты, – говорю, – ушастый, ладно, без твоей "Правды" обойдусь.

Вышел и дай, думаю, обожду читателя прижимистого, скажу пару ласковых о наболевшем. Тут дверь отворяется и он, декан наш, очи долу и рысью по коридору. Я аж чуть опять не присел. Мне ж ему зачёт по диамату назавтра сдавать. Но обошлось, то ли не узнал, то ли по интеллигентности своей вид сделал. Только уже через год, на выпускном вечере набрался храбрости после праздничных возлияний, напомнил ему эпизод, извинился и всё же спросил, узнал ли он тогда меня. На что получил ответ: Я своих студиозусов не токмо по физии, но и по запашку узнаю.

В моей студенческой жизни случился вот какой казус. Был у меня знакомец с филфака. Не то чтобы друг не разлей водой, а так, приятель. Факультеты наши соседствовали в старом здании МГУ на

Моховой да и проживали рядышком: я в Брюсовском переулке, рядом с

Моссоветом, а он – напротив, через Тверскую, в угловом доме с окнами на памятник Юрию Долгорукому. Так что сталкивались частенько. Звали его Васей, но как-то не подходило ему это имя, и в студенческой братии величали Василием. А потому, что был по нашим меркам

"стариком", пришёл в студенты после армии, уже членом партии и к тому же был партсекретарём на своём факультете. Таких было не густо, филфак традиционно был девичьим заведением.

Ну так вот, поймал он меня как-то в институтском коридоре и говорит, мол, так и так, приехали к ним на филфак две студенточки на недельку из Сорбонны для повышения квалификации. По-русски лопочут, но не очень, а ты, мол, во французском хорош, так что помоги их обустроить. Я, конечно, с радостью согласился, и договорились встретиться после лекций во дворе.

Представил он меня, я ножкой шаркнул, поприветствовал девиц на их родном языке. Но они сразу заявили, что принципиально говорят только по-русски. Одна-то точно соответствовала нашему представлению о француженке – стройная лучезарная блондинка. Но что-то было в ней и от "тургеневской девушки", и точно, оказалось, что бабушка – русская. А вторая – пигалица в круглых очках, уже заслужившая кличку

"Пиаф", т. е. по-нашему "Воробышек", и ужасно бойкая и въедливая.

Только разговорились, бежит к нам Васин дружок в растрёпанных чувствах и кричит ничтоже сумняшеся присутствия дам: "Представляете, мужики, все деньги из кармана спиз…ли! На минуту пиджак в аудитории оставил, и вот теперь без копейки. Одолжите рублик на столовку – жрать хочется!". Василий, дабы замять скорей такую непотребность, сунул ему аж трояк и пинком под зад сопроводил в направлении столовой. Но вот тут-то и образовалась завязочка казуса.

Пиаф немедля сделала стойку на незнакомое слово и спрашивает нас:

А что такое "спиз…ли"? Вася умело разрулил ситуацию, озабоченно сказав: "Потом объясним, а сейчас побежали в кафешку перекусить и ко мне домой – там мама ждёт и стол готовит". Заходим тут же на углу

Тверской в шикарное кафе "Метрополь", и Василий светским тоном заказывает чёрный кофе с лимоном и фирменное блюдо – яблочный пай.

Я, помнится, подумал: "Не иначе как студенческий совет деньжат подкинул на культурную программу".

Пирог вызвал, как и ожидалось, бурю восторга, а вот кофе…

Чувствовалось, что наши иностранки еле сдерживают гримасу на лице.

Не сдержалась, вестимо, Пиаф, спросив со скабрезной улыбочкой: "Чего это вы, русские, учудили пить кофе с лимоном?". Я еле удержался, чтобы не съязвить насчёт любимых французами лягушек, а Вася популярно объяснил, что лимон добавляет кофе остроты, а главное – очень полезен витамином "С".

Закончив трапезу, отправились к Васе, где вовсю хлопотала, искрясь приветливой улыбкой, сухощавая его мамаша, из тех, кого тогда называли "недобитой интеллигенцией". Стол был по-нашему обильным, но, я бы сказал, с оттенком светскости. На этом фоне довольно уморительно выглядело то, что девочки, доев каждое блюдо, отламывали от хлеба корочку и с самым серьёзным видов вытирали тарелку, а корку отправляли в рот. Так их в Сорбонне, видно, обучали нравам и обычаям русского народа.

Разговор всё больше крутился вокруг филологии, ибо Васина мама была доктором этой науки и преподавала на том же филфаке, и по всему было видно, что русский в Сорбонне преподают углублённо и со знанием дела. Чувствовалось, что в преподавании принимают участие и выходцы из России. А то откуда бы нашим французским девицам знать, например, что в штофе помещается 1/10 ведра водки, а шкалик – это