Федор Бологов - В штабе гвардейской дивизии

Генерал Тихонов собрал руководящий состав управления. Особое внимание он уделил организации системы огня и инженерному оборудованию местности. В дивизии всегда выполнялось твердое правило: достиг рубежа — закрепляйся так, чтобы не сдать его врагу.

— Надо как можно быстрее отрыть траншеи первой позиции обороны и землянки для личного состава, — указал Тихонов. — Наступают холода, и необходимо позаботиться о том, чтобы люди могли обогреться, отдохнуть, просушить обувь и обмундирование. Хорошо бы оборудовать баньку и обеспечить личный состав теплым бельем.

Сразу же после совещания у комдива полковник Лимонт пригласил меня, начальника штаба артиллерии майора Глушича, дивизионного инженера майора Карцева и помощника начальника оперативного отделения капитана Кузина для разработки плана оборонительного боя, организации системы огня и инженерного оборудования полосы обороны. План получился подробным, продуманным и обстоятельным. Он был утвержден командиром дивизии и одобрен штабом корпуса.

В частях начались работы по инженерному оборудованию местности и созданию плотной системы огня. Офицеры штаба ежедневно находились в полках, батальонах и ротах, контролировали ход оборонительных работ и оказывали всестороннюю помощь в выполнении всех мероприятий, намеченных в плане. В это же время во всех частях и подразделениях активно проводилась партийно-политическая работа, во многом обеспечивавшая успешное решение стоявших перед соединением задач. Во всех партийных и комсомольских организациях состоялись собрания под лозунгом "Сделаем нашу оборону неприступной для врага!".

Активно велась разведка. Так, в ночь на 10 декабря разведывательная группа 60-го гвардейского полка захватила в качестве "языка" солдата, а в следующую ночь разведгруппа дивизионной разведки под командованием старшего сержанта И. А. Смолкина привела гитлеровского офицера. Пленные дали ценные сведения о боевом составе противостоящей нам танковой дивизии и о системе ее обороны, показали места артиллерийских позиций и некоторых огневых точек на переднем крае обороны.

В те дни я ближе познакомился с личным составом разведроты, и особенно с сержантом Смолкиным, которого попросил рассказать о последнем поиске.

— Да что там говорить?! Обычное дело, — начал тот. — Мы еще днем заметили один небольшой разрыв в обороне противника, вот через него-то и прошли на передний край. Потом по глубокому оврагу — в тыл, и в кустарнике у перекрестка дорог сделали засаду…

Сержант рассказывать умел, и я представлял себе, как лежали разведчики в засаде, не смея шелохнуться, как после долгого ожидания услышали шум мотоцикла и увидели свет фар. Дальше все решали дерзость и сноровка.

— Наконец показался мотоцикл с коляской, — говорил Смолкин. — В коляске кто-то сидел. Я еще подумал, не иначе как офицер. Скомандовал: "Приготовились!". Буду стрелять по водителю, Кочеров и Рысев — вам захватить офицера. Остальным быть в готовности прикрыть нас. Выстрелил в водителя, и мотоцикл упал в кювет. Ребята подскочили к нему и моментально окрутили офицера. Но гут появилась автомашина. Нас заметили. Я приказал Кочерову и Рысеву отходить с "языком", остальным прикрывать отход. Завязался огневой бой. Тем временем Кочеров и Рысев увели пленного к переднему краю. Вслед за ними отошла вся группа.

При подходе к нейтралке нас снова обнаружили фашисты и обстреляли. Мы залегли, а я дал условный сигнал — три красные ракеты, по которому наша артиллерия и пулеметы открыли огонь по врагу. Мы проскочили на передний край и прибыли с этим лейтенантом в траншеи первого — батальона 60-го полка…

Да, по рассказу Смолкина все было просто и легко. Но я-то хорошо знал, какого мужества, умения и храбрости требовала от разведчиков эта вылазка.

Рядом со Смолкиным во время разговора были его товарищи. Среди них выделялся своей могучей фигурой ефрейтор Ф. Т. Лященко. Когда я повернулся к нему, он представился и на его красивом молодом лице появилась широкая улыбка.

Познакомился я и с другими воинами. Особенно запомнились отважные разведчики-сибиряки Д. А. Кочеров и А. Н. Рысев. Держались они с достоинством, умеренно, вопросы задавали обстоятельно и сами отвечали не торопясь, продуманно.

Узнав, что я в начале войны служил в разведке, Рысев попросил рассказать, как действовали мы в те годы, как проводили поиски, как брали "языков".

— Расскажите, — поддержал просьбу товарища Кочеров. — Ведь тогда, наверное, многое было иначе.

Я посмотрел на часы, прикинул, каким временем располагаю, и согласился. Было что вспомнить. Дело в том, что в начале войны мне довелось командовать сначала взводом, а затем ротой моторазведывательного батальона 80-й стрелковой дивизии, входившей в состав 6-й армии. Эта армия встретила врага в районе Львова…

— Да, нелегкое это было время, — рассказывал я разведчикам. — Против нашей 80-й стрелковой действовало до двух, а иногда даже до трех хорошо вооруженных танковых и моторизованных соединений противника. Вражеская авиация господствовала в воздухе, непрерывно бомбила нас. Естественно, в этой сложной, быстроменяющейся обстановке разведбату приходилось выполнять самые разнообразные задачи.

— И не только по разведке? — с интересом спросил Рысев.

— Да, представьте себе, — продолжил я рассказ. — Нам нередко даже поручали прикрывать отход главных сил на новые, выгодные оборонительные рубежи. В этом случае батальон в полном составе занимал оборону и в течение нескольких часов сдерживал натиск врага… Затем садился на автомашины и мотоциклы и быстро отходил на соединение с главными силами. Одним словом, разведчикам крепко доставалось.

Понимая, что моим собеседникам более всего интересно узнать о том, как мы выполняли свои основные задачи, я в большей степени коснулся именно этого вопроса, вспомнил, как мы проводили разведку открытых флангов и промежутков, разыскивали штабы частей, с которыми нарушалось управление.

— Радиостанций тогда не хватало, да и были они маломощными, а о проводной связи нечего и думать — ведь мы отходили, — пояснял я. — Вот и приходилось решать задачи по обеспечению управления. Однако главной обязанностью, конечно, оставалось ведение разведки.

Вот тут-то меня и забросали вопросами. Воинов интересовало все: как мы организовывали наблюдение, как осуществляли захват "языка" и документов убитых, как проводили подслушивание радио и телефонных переговоров…

Я рассказал, что наблюдения обычно осуществляли как со стационарных, так и с подвижных постов, а иногда и со специально оставленных в тылу врага постов. Но особый интерес вызвало то, как мы проводили захват "языка". Сделать-то это было не так и сложно. Обычно разведгруппа затаивалась где-нибудь и через несколько часов оказывалась в тылу противника. Ну а там устраивала засаду и захватывала пленных. Сложнее было вернуться назад, к своим. Стремились поэтому выбирать те дни, когда дивизия прочно удерживала выгодный рубеж, или выходные дни. Известно, что в первые недели войны гитлеровцы по воскресеньям не воевали, пьянствовали, занимались грабежом и насилием. Пленных в такой обстановке захватить было легче.