Н Дубинин - Разведчик Четвертого прапора

- Вперед, - приказал Ироушек.

Теперь земля как бы проваливалась под ногами. Еще триста-четыреста метров вниз и - магистральное шоссе.

Партизаны почти бежали. Вдруг из низины донесся шум мотора. Партизаны замерли, прислушались.

Однако понять, с какой стороны шла машина, приближалась она или удалялась, было невозможно. В низине и лесу перекатывалось гулкое эхо. Оно искажало ^направление звука.

Шум усилился. Из-за поворота со стороны Луже выскочил бронетранспортер и, сверкая фарами, помчался на Скутеч.

- К земи! - крикнул Ироушек.

Разведчики пали на каменистую поверхность склона. Выскочил и промчался второй транспортер. Партизаны осмотрелись. Отходить назад за холм было поздно. Сжимая винтовки, бойцы ждали, будут ли еще машины. Заметили их или нет?

Колонна шла большая. Транспортеры. Легкие танки. Самоходные артиллерийские установки. Бронемашины друг за другом выскакивали они из-за поворота и проносились мимо. Разведчики с надеждой провожали их взглядом. Может, пронесет?

Но немцы, ехавшие в головном транспортере, заме-гили темные силуэты партизан на фоне утренней зари. Чашина остановилась. За ней, скрипя тормозами, начали останавливаться остальные.

Партизаны растерянно озирались. Но подняться, отступить было уже невозможно. Немецкие пулеметы достали бы их раньше, чем они успели бы перевалить холм. Да если бы и перевалили - укрыться все равно было негде. Со всех сторон холм был гол как ладонь, а немцев в колонне никак не меньше нескольких сот.

Было часа четыре утра. В это время танкисты маршала Конева, за несколько дней непрерывного марша преодолев кручи и перевалы Саксонии и Рудные горы, пройдя все минные поля, оставленные врагом, вступали в столицу Чехословакии.

На востоке - на всем необъятном пространстве до Тихого океана овациями и песнями начинала праздник Победы великая Россия.

Но на десять бойцов из Четвертого прапора, видно, не хватило счастья...

Несколько минут подтягивалась немецкая колонна. Скрипели тормоза. Глушились моторы, травившие чистый воздух низины перегаром газойля и бензола. Наконец стало тихо. С головного транспортера понеслась лающая немецкая команда.

- Достать патроны и гранаты! Приготовиться к бою! - приказал Ироушек.

Светало. Вася уже видел номера и эмблемы немецких машин, посуровевшие лица старших товарищей. Губы Ироушека были упрямо сжаты. Над переносицей легла тяжелая складка. Темные глаза его с черными, длинными ресницами как бы расширились.

А от машин к склону холма двинулась перебежками немецкая цепь. Затрещали пулеметы и автоматы.

Партизаны открыли ответный огонь.

35

Из-за гор медленно вставало солнце. Его первый луч окрасил рыжим барашки, плывшие в небе, осветил вершину хребта, стеной вздымавшегося сразу за Белой. А разведчики все дрались. Они били по немцам из раскалившихся винтовок, отбивались гранатами.

Застепу ранило в ногу. У Васи была перебита левая рука. Тяжело стонал Философенко, раненный разрывной пулей в живот. Партизаны меняли позиции, превращали каждую ямку в окоп и бились насмерть. Но гитлеровцев было больше, они были лучше вооружены. Гранаты у партизан скоро кончились. Немцы смеялись:

- Эй, бандит! Бросайся камнями.

Солнце поднялось еще выше.

Немецкая цепь приближалась. Ей помогали пулеметы с машин. Один из броневиков свернул с шоссе и, надсадно воя от перегрузки и шевеля пулеметными стволами, тяжело пополз на холм.

Из цепи кричали:

- Партизан! Не пугайся!

- Сейчас ви пойдете на небо!

Немецкая цепь рывком бросилась вперед. Началась рукопашная. Разведчиков сбили с ног, стали избивать прикладами. Потом подняли, приказали держать руки над головой. Окровавленных, повели к головной машине.

Как в кошмаре шел Вася, подняв правую руку. Левая бессильно болталась и мучительно болела.

Привстав в машине, маленький худой полковник в полевой форме СС с черепом на фуражке брезгливо смотрел на изорванную одежду и разбитые лица партизан, на Васину кровь, капавшую с перебитой руки.

- Партизан? Коммунист?

Партизаны молчали.

Полковник нервно натянул на руку серую перчатку и зло махнул ждавшим его команды офицерам:

- Erschiessen{11}!

Шагах в ста от головной машины виднелся брошенный каменный карьер. Подгоняя прикладами, солдаты погнали к нему разведчиков.

- Komm, Komm! Los{12}!

Голова Ироушека была разбита. На высокий лоб, на темные глаза ручейком стекала кровь. Ироушек вытирал лицо о рукава поднятых рук и присматривался к карьеру. Там кулигами рос кустарник. На противоположной стороне, где был выезд из карьера, кустарник сливался с лесом. Что, если броситься всем вниз? Рвануться по кустам к лесу...

До обрыва осталось несколько шагов. Немцы взвели затворы и приотстали.

- Тикати! - крикнул Ироушек.

Партизаны бросились врассыпную.

Надо было прыгнуть в карьер до залпа.

Вася тоже побежал. Он хотел оттолкнуться сильней, прыгнуть дальше. Но земля под ногой обвалилась. Толчок не получился. А сзади уже гремели ручные пулеметы и автоматы.

Нет, не успели разведчики из Четвертого прапора опередить залп.

Вася кувыркнулся в воздухе и, раненный еще одной пулей, тяжело полетел вниз. Рядом, переворачиваясь и задевая друг друга, падали его товарищи.

Немцы подбежали к краю обрыва и длинными очередями стреляли сверху в партизан.

Некоторые разведчики были убиты еще в воздухе.

Остальные еще пытались подняться, но свинцовые очереди сверху добивали их. Белая поверхность известняка, залитая кровью, становилась похожей на красное знамя, под которым они, люди разных судеб, боролись за свободу.

Вася упал на густой терновый куст. Пробил его до земли и с завернувшейся над головой правой рукой безжизненно повис вниз лицом на нижних ветках.

Но сознание вернулось к нему. Он успел еще раз услышать стрельбу, услышать последние стоны товарищей.

В карьере стало совсем тихо. Только сверху, где толпились немцы, долетали то щелчок затвора, то чей-то кашель. Немцы ждали, не пошевелится ли кто внизу.

Потом один с пистолетом в руке стал спускаться по сыплющейся гальке в карьер.

В мертвой тишине он подошел к крайнему партизану и ударил его сапогом в бок. Партизан был мертв. Немец все же выстрелил ему в голову.

Сделав несколько шагов, он пнул таким же образом другого расстрелянного. Этот, кажется, застонал. Прогремел еще выстрел.

Опять захрустела галька под тяжелыми сапогами...

Вася то слышал этот хруст, то проваливался в глубокую черную яму. С каждой каплей крови, вытекавшей из его ран, он меньше чувствовал боль, глуше слышал звуки.

Начинался день. В кустах испуганно попискивали потревоженные пичужки. Лаково-черный скворец вспорхнул с осокоря, стоявшего у карьера, и улетел.