Николай Раевский - Дневник галлиполийца

Переночевал в батарее; спалось крепко — полы палатки подняты и спать благодаря этому прохладно и хорошо. Зашел утром к Ряснянскому. Он, кажется, был недоволен моим костюмом (белые парусиновые штаны и такая же гимнастерка). Как человек воспитанный, дал мне это понять весьма деликатно. Придется следующий раз надеть опротивевшие мне толстые английские брюки.

Полковник Ряснянский экстренно попросил меня прочесть обзор печати (командир одной из батарей, человек допотопных взглядов, запретил вольноопределяющемуся К., бывшему адвокату, прочесть уже приготовленный по просьбе Ряснянского доклад. Заявил, что «это в его планы не входит»). Пришлось засесть у Ряснянского в его уютной полуподземной палатке, в которой, впрочем, сегодня невыносимо жарко, и прочесть массу газет. Потом мы вместе чертили огромную схему группировки красных армий, и у меня от жары сильно разболелась голова. Дома еле отлежался.

«У.Г.» в лагере привлекает все больше и больше народа. Некоторое влияние ее на «общественное мнение» несомненно.

Доклад Ряснянского, посвященный военному положению Совдепии и планам большевистского похода на Индию и Константинополь, вызвал сенсацию. Говорить так откровенно, как мы сейчас говорим, можно только при теперешнем составе Корпуса. «Творимая Легенда» Шевлякова тоже понравилась, особенно солдатам. У меня прошла голова, и свой обзор я прочел достаточно оживленно. Домой (в город) меня подвез в автомобиле полковник Бредов. Он, бедный, ехал в лазарет — болен колитом{70}, самой сейчас распространенной болезнью в Корпусе.

7 июля.

Решил сегодня сделать все нужные покупки. Купил зубную щетку, кружечку, пару носков, еще одну тетрадь и заказал перешить гимнастерку с новыми погонами. Купался и валялся на пляже. На обратном пути около кладбища услышал странные звуки. Какая-то женщина навзрыд плакала. Оказалось, русские солдаты-санитары принесли хоронить гречанку, совершенно высохшую от туберкулеза. Могила совсем мелкая — не больше аршина. Греческий священник утешает единственную провожающую — тоже очень старую женщину. Та плачет навзрыд. А из древней монументальной часовни над гробницей турецкого святого (рядом с греческим кладбищем) несутся звуки русского пения. Там поселились какие-то неунывающие кавалеристы-офицеры и солдаты. Удивительно красивый, мягкий баритон поет «Эх, распошел...» Ему аккомпанирует гитара. Гречанка продолжает рыдать.

Вечер. Сидим с Я. в нашей комнатке. Он читает «артиллерию». Я начинаю «Творчество Радости» Рабиндраната Тагора и на одной из первых страниц встречаю красивую фразу: «Из радости рождается все живущее, радостью оно сохраняется, к радости оно стремится и в радость оно вступает».

8 июля.

На сегодняшнем сеансе был Кутепов. Удивительно действует его присутствие на, казалось бы, привычных к публичным выступлениям людей. Рыбинский перед выходом за кулисами крестится (он, правда, делает это каждый раз). Шевляков прочел, по случаю присутствия комкора, чрезвычайно неудачный фельетон с монархическими тенденциями.

9 июля.

Как обычно по субботам, собрались в 14 часов у генерала Дынникова{71} обсудить вопрос об экзаменах первого курса летчиков-наблюдателей. Окончательно решено, что экзамен будет в пятницу. О следующем курсе генерал пока молчит.

Вечером перед заходом солнца целые толпы офицеров и солдат стояли на берегу и наблюдали непонятное явление: над Малоазиатским берегом в одном определенном месте моментально появлялись, росли и медленно исчезали белые облака. Они возникали то группами, то поодиночке и по внешнему виду ничем не отличались от разрывов. Странно только, что, несмотря на наступление сумерек, характерных блесток не видно. Артиллеристы в один голос считают, что это разрывы снарядов огромного калибра. Из-за сильного ветра звуков выстрелов, естественно, не было слышно. Явление произвело сенсацию. Появление кемалистов со стороны Исмида вполне возможно{72}.

10 июля.

Вместе с Шевляковым ходили в лагерь на «У.Г.». Народа была масса — не меньше, чем на том памятном сеансе, когда я читал «Почему нам нельзя расходиться». Очень много солдат (по преимуществу вольноопределяющихся). Очень многие знают нас, лекторов, в лицо. Перед началом сеанса рассматривают, точно оперных теноров. Было также очень много офицеров и солдат нашей батареи. Находят мой доклад ( «Генерал Людендорф о большевизме») очень интересным, но немного длинным (45 мин.). Фельетон Шевлякова «Накануне» встречен в лагере гораздо более сочувственно, чем в городе. Видимо, настроения здесь значительно более консервативные — особенно на «Европейском берегу» (так называют правый берег лагерной речки, где расположена кавалерия).

После некоторого перерыва снова поток провокационных слухов. За распространение одного из них (отъезда кавалерии в Сербию на днях) один полковник Генерального штаба получил выговор в приказе по Корпусу. Сегодня приходил с Лемноса «Решид-паша». Постоял у Галлиполи всего полчаса и ушел. На всякий случай были вызваны на пристань два военных училища. Еще один слух — во вторник на параде по случаю именин Врангеля генерал Кутепов объявит какую-то потрясающую новость.

Типичная галлиполийская картинка — мальчишки-турки теперь не только распевают «Мама, мама, что мы будем делать...» и «Карапет мой бедный...», но пытаются даже объясняться с сенегальскими стрелками по-русски. Забавнее всего, что те пытаются по-русски же отвечать. Мирное завоевание Востока.

11 июля.

Я частенько фантазирую на тему о том, что союзникам рано или поздно придется не только признать нас, но и поручить нам охрану проливов. Положение на ближнем Востоке запутывается все больше и больше. Сегодня в «Информационном Листке» опубликовано советское радио — кемалисты якобы в 15 верстах от Константинополя. Мне кажется, что оккупационные войска союзников, которым придется, вероятно, столкнуться с кемалистами, сами не особенно надежны. Негры, те по глупости своей вряд ли способны к восприятию коммунистических идей, но солдаты-французы имеют чрезвычайно расхлябанный вид. Вчера наблюдал такую сценку. Стоит группа отлично выправленных, тщательно одетых юнкеров. Проходящие мимо офицеры аккуратно козыряют друг другу и юнкерам. На пороге какого-то склада сидят несколько французских солдат и смотрят исподлобья и явно неодобрительно на русскую «белогвардейщину».

Вечером состоялся в городе необычайно бесцветный сеанс «У.Г.». Я повторил «Людендорф и большевизм». Большинство слушало как будто с значительным интересом, но полковнику О. мой доклад, видимо, не понравился. Шевляков читал бледно. «Сказок», прочтенных Рыбинским, никто почти не понял, и публика стала расходиться. В общем, впечатление довольно конфузное.