Джим Корбетт - Храмовый тигр

Перейдя овраг, тигрица (детеныши не отставали от нее ни на шаг) направилась к моему дереву, обошла его и улеглась на землю так, что добыча оказалась прямо перед ней на расстоянии тридцати ярдов. Это послужило, по-видимому, сигналом для тигрят, и они направились туда, куда она указывала взглядом. Несомненно, мать каким-то образом сообщала детенышам, что здесь для них имеется еда, но я не знаю, как она это делала.

По-прежнему соблюдая осторожность, тигрята приступили к поискам, всем своим видом показывая, что ищут нечто вполне определенное. Я всегда утверждал, что тигры лишены обоняния, и поведение тигрят лишний раз подтвердило мою правоту.[25] Хотя о том, что корова убита, мы узнали только сегодня утром, в действительности это произошло накануне, и прежде чем спрятать тушу, тигрица съела ее большую часть. Погода, как я уже говорил, стояла невероятно жаркая, и именно запах помог нам с Маком в конце концов обнаружить труп животного. А два голодных тигренка сновали взад и вперед, десятки раз проходили на расстоянии ярда от добычи и не могли ее найти. Лишь скопище мясных мух выдало им ее наконец. Вытащив остатки коровы из-под листьев, тигрята уселись рядом и начали есть. Тигрица следила за детенышами не менее внимательно, чем я, и только однажды, когда в поисках добычи они ушли слишком далеко, издала какой-то звук. Как только добыча была найдена, мать перевернулась на спину и уснула.

Пока я смотрел, как тигрята ели, мне вспомнилась сцена у горы Трисул, свидетелем которой я был несколько лет назад. Я лежал на гребне холма и в полевой бинокль разглядывал высившуюся напротив отвесную скалу, надеясь обнаружить тара, самую смелую из гималайских коз. На узком выступе, где-то посредине между подножием и вершиной, я увидел козу с детенышем. Они спали. Вскоре мать поднялась, потянулась, детеныш немедленно прижался к ней и стал сосать. Минуту или две спустя она оттолкнула его, сделала несколько шагов и, примерившись, спрыгнула на еще более узкий выступ двенадцатью или пятнадцатью футами ниже. Оставшись один, козленок заметался по скале, то и дело останавливаясь поглядеть на мать, но не решался последовать за ней — под уступом шириной в несколько дюймов была глубокая пропасть. Я находился от них слишком далеко и не слышал, уговаривала ли мать детеныша прыгнуть, но по тому, как она держала голову, думаю, что уговаривала. Козленок очень волновался, и мать, вероятно опасаясь, что он может сделать какую-нибудь глупость, решила вернуться к нему, взобравшись по расселине, которая на расстоянии казалась всего-навсего трещиной в отвесной скале. Вернувшись, она сейчас же легла, по-видимому, чтобы помешать ему сосать. Вскоре она встала, немного покормила его и точно рассчитанным движением снова прыгнула вниз. Малыш опять забегал. В течение получаса это повторилось семь раз, пока наконец козленок не рискнул положиться на судьбу и не прыгнул. Он благополучно достиг уступа, и в награду мать разрешила ему вволю напиться молока. Урок, который должен был научить его спокойно повсюду следовать за нею, окончился. Инстинкт играет большую роль, но лишь безграничное терпение матери и безоговорочное повиновение детеныша дают возможность потомству достигнуть зрелости. Очень сожалею, что не смог заснять различных животных в тот момент, когда они занимались воспитанием своих детенышей, потому что в джунглях нет ничего более интересного.

Когда тигрята насытились и вернулись к матери, она стала приводить их в порядок, переворачивая и слизывая кровь, которой они испачкались во время еды. Покончив с этим и удостоверившись, что тигрята чистые, тигрица повела их к мелкому броду через Ладхья — на этой стороне реки не было подходящего укрытия, да и от добычи уже ничего не осталось.

Я не знал тогда, а если бы и знал, это ничего бы не изменило, что тигрица, за которой я с таким интересом наблюдал в тот день, впоследствии из-за огнестрельных ран станет людоедом и будет наводить ужас на всех, кто жил или работал в долине Ладхья и близлежащих деревнях.

Бычка, убитого возле деревни Тхак, у которого я устраивал засаду прошлой ночью, отдали на съедение грифам, а в верхнем конце долины, к западу от деревни, ярдах в двухстах от прежней жертвы, привязали другого. Через три дня староста Тхака дал знать, что тигр убил и уволок его.

Мы быстро собрались, и в полдень Ибби и я, разгоряченные торопливым подъемом на гору, прибыли на место. Убив бычка и оборвав очень крепкую веревку, тигр направился с добычей прямо в долину. Мы взяли с собой двух человек, чтобы нести еду. Велев им держаться как можно ближе к нам, мы пошли по следу волока. Скоро стало ясно, что тигр направлялся в определенное место. На протяжении двух миль нам пришлось пробираться сквозь густое мелколесье, заросли крапивы и малины, спускаться с крутых откосов, пролезать под и над упавшими деревьями, карабкаться по скалам. Наконец мы добрались до самшита, похожего на зонтик, под которым в небольшой ложбине обнаружили добычу. Нас обеспокоило то, что, хотя тигр и убил бычка прошлой ночью, он не притронулся к нему. Однако стремление тигра притащить добычу именно в это место говорило о том, что, если ему ничто не помешает, он, несомненно, вернется. По следам, оставленным зубами тигра на шее бычка, мы определили, что имеем дело с тем самым людоедом, которого ищем.

После быстрого подъема к деревне Тхак и трудного спуска по заросшему густым лесом холму мы обливались потом, поэтому решили присесть в ложбине отдохнуть и поесть.

Поглощая еду и огромное количество чая, я поглядывал по сторонам в поисках удобного для засады дерева, на котором, если понадобится, можно было бы провести и ночь. На краю ложбины, под углом в сорок пять градусов к склону холма, рос огромный фикус. Он пустил корни в сгнившей части ствола одного из гигантских деревьев этого леса. От него пошел целый частокол молодых побегов, и старое дерево, давшее ему жизнь, погибло. Побеги начали срастаться, образуя ствол дерева-паразита. В десяти футах от земли, где кончалась шпалера молодых побегов, остался пень от погибшего дерева. На нем я и решил устроиться.

После того как мы поели и выкурили по сигарете, Ибби отвел наших людей ярдов на шестьдесят в сторону и велел им влезть на дерево, трясти ветки и делать вид, что они сооружают махан, чтобы отвлечь внимание тигра, если он лежит где-нибудь поблизости и наблюдает за нами. Тем временем я, стараясь производить как можно меньше шума, забрался на фикус. Ствол, который я выбрал, был кривым и усыпан древесной трухой и сухими листьями. Опасаясь, что тигр заметит меня, если я стану счищать их, я сел прямо на листья, надеясь, что в полом стволе нет змей, а в листьях — скорпионов.