Павел Нерлер - «Посмотрим, кто кого переупрямит…»

Времена могли меняться сколько угодно, привычки и жесты дядюшки не менялись никогда. Всё так же высокомерно он отклонял предложение помочь, так же аккуратно расставлял стремянку, легко взбирался под потолок и точным движением вынимал какой-нибудь советский сборник или учебник, а то и “Материалы по докладу Жданова”, с которого начался наш сегодняшний разговор: сто́ящих книг он для тайников не использовал. Только вместо “Материалов к фонетике гунзибского языка” перед ним лежали “Возвратные глаголы вогульского” или что-нибудь не менее экзотическое.

Дружба по гамбургскому счету: письма Н. Я. Мандельштам семейству Шкловских-Корди (1955–1964)

(Подготовка текста, публикация и комментарий В. Шкловской-Корди, Н. Шкловского-Корди, Е. Сморгуновой и Ю. Фрейдина. Предисловие Ю. Фрейдина)

Жизнь Надежды Яковлевны Мандельштам менялась много раз и самым радикальным образом.

Если не считать всеобщих перемен, внесенных в мирную жизнь киевских, да и всех европейских жителей Первой мировой войной, революцией и последующими событиями переворотов, оккупации, мятежей, переходами власти из одних кровавых рук в другие, – личные изменения в судьбе дочери просвещенного и преуспевающего киевского адвоката (по-тогдашнему: присяжного поверенного), православной еврейки, крещенной в третьем поколении, выпускницы жекулинской гимназии, вольной художницы – авангардистки и декадентки в искусстве и в житейском обиходе, студентки первого курса юридического факультета Киевского университета, поименованного в честь св. Владимира, Нади Хазиной, начались 1 мая 1919 года, когда она стала подругой, затем невестой, а с весны 1921 года, после долгой разлуки, – женой и спутницей поэта Осипа Эмильевича Мандельштама. Она связала с ним всю свою последующую жизнь – почти шестьдесят трудных, тяжких и опасных лет. Женщина, умевшая быть молчаливой, незаметной… Хозяйка бедного кочевья, каким был вечно бездомный “дом” Осипа Мандельштама в 20-е и 30-е годы. Секретарь и переписчик его стихов.

Дальше судьба Н. Я. менялась целиком и полностью с первым арестом О. М. (май 1934 года) за антисталинскую эпиграмму, когда она поехала с ним в чердынскую и потом в Воронежскую ссылку, со вторым арестом (май 1938), когда Осю увезли на гибель, а Надя осталась одна и поставила своей главной задачей сохранить и обнародовать творческое наследие своего мужа.

Это была самая долгая часть ее жизни, больше половины – 42 года, и эта часть тоже делится на две.

Первые 25 лет после гибели мужа она провела в двойственном бытии. Внешне – пыталась сохранить свою жизнь, жизнь вдовы, опекала старую мать, переносила эвакуацию, защищала провинциальный университетский диплом, преподавала английский, писала диссертацию – защитить ее было непросто, но зато это давало немножко лучшую обеспеченность; и снова кочевала по городам, где были пединституты и кафедры английского языка – Ташкент, Ульяновск, Чита, Чебоксары, Псков… Однако это был лишь внешний биографический рисунок, отражавшийся в записях трудовой книжки и в пунктах анкеты. Постоянным спутником этого четвертьвекового отрезка жизни был страх. Страх прежний, такой же как у всех, что придут и возьмут, но гораздо более обоснованный, потому что уже пришли, забрали и убили его, а она – его вдова и носит его имя.

И страх новый – что вместе с ней пропадет, исчезнет, забудется всё сделанное и написанное им.

Позже она сама рассказала нам обо всем этом в “Воспоминаниях” и во “Второй книге” – в своей ставшей постепенно знаменитой на весь мир, припоминающей, объясняющей и многое предвидящей прозе.

Казалось бы, чего больше? Читайте книги Надежды Яковлевны, перечитывайте сохраненные и прославленные ею стихи и прозу самого Мандельштама.

29 октября 1999 года, накануне столетней годовщины со дня рождения Надежды Яковлевны Мандельштам, на вечере, устроенном в память о ней в Москве в Литературном музее, выступая перед небольшой аудиторией ее друзей и читателей ее книг, Варвара Викторовна Шкловская говорила, что после смерти О. Э. у Н. Я. раскрылись мужской ум и мужской характер. Ее муж, поэт Николай Васильевич Панченко, – многолетний и верный друг и защитник Н. Я.[207], говорил тогда: да, издадут со временем многотомные собра ния сочинений Н. Я. Мандельштам, но и для ее памяти, и для нас самих важнее всего, чтобы они не заслонили двух ее главных книг. Написав их в середине 1960-х годов и издав их за границей в начале 1970-х, вдова поэта Мандельштама рискнула своей свободой и даже жизнью, и важно, чтобы все добавления не заслонили сохраненного и донесенного до читателей творчества самого Мандельштама, того гуманизма, которым оно пронизано, того понимания сути нашей истории и смысла нашей жизни, к чему обязывают и призывают нас и его, и ее произведения…

Но мы, видимо, так устроены, что этого нам мало. Мы хотим узнать и знать больше, хотим попасть за кулисы…

Что ж, попробуем узнать побольше.

В семействе Шкловских сохранились письма, посланные Надеждой Яковлевной из разных городов и весей, куда кидала ее жизнь после смерти Осипа Эмильевича.

Это была тяжелая жизнь на периферии страны в 1960– 1970-е годы советского строительства коммунизма, жизнь нередко без еды, без воды, без света.

Надежда Яковлевна переезжала из одного города, где ей находилась работа в пединституте на кафедре иностранных языков, в другой такой же город. Сначала Ульяновск, потом Чита, холодная и снежная, а затем – Чебоксары с их непролазной грязью и запретом открывать форточку! Возвращаясь из очередного города, каждый раз Н. Я. выстаивала по несколько дней в министерстве за направлением в очередной пединститут.

Тихие и неулыбчивые студенты требовали подходящих оценок и иногда даже угрожали своей преподавательнице. Каждый семестр выжимал ее, как лимон, усталость – лейтмотив ее писем, но приходилось держаться, потому что за преподавание платят, и тогда можно купить туфли, а может быть, даже подумать о пальто. И только из Пскова, где она проработала в пединституте еще два долгих года, чтобы немного увеличить пенсию, Н. Я. ушла в 1964 году на пенсию.

Какой же должна быть сила и стойкость этой женщины, если она еще берется за филологическую диссертацию и успешно защищает ее в Ленинграде 2 июня 1956 года. Нескончаемые хлопоты, связанные с диссертацией и ее защитой, отразились и в письмах Н. Я. к семейству Шкловских, написанных весной 1956 года.

Самим Шкловским, как видно из писем, было очень трудно – все были бедные и раздетые, на всю семью были одни рейтузы. Всегда не хватало платка и теплых штанов. И они постоянно помогали ей. А она присылала, по возможности, деньги, авиапереводами, которые шли дольше почтовых и всегда волновали возможностью не прийти совсем. И в ответ просила только ласки и дружбы.