Иван Сытин - Жизни для книги

Но Сухомлинов решился. Я был у этого министра только один раз, но и пяти минут разговора было вполне достаточно, чтобы понять, в чьих руках находилась защита России и кто правил нашей бедной армией.

Тучный генерал встретил меня, держа в руках собственноручное и очень милостивое письмо императрицы, в котором выражалась благодарность за содействие и помощь министра по устройству лазаретов, состоявших под ее покровительством. С письмом царицы Сухомлинов носился, как с писаной торбой. Он его всем показывал, всем читал и вслух выражал свой восторг: его так безмерно осчастливили!

Что-то подхалимское и едва ли искреннее было в этом подчеркнутом «верноподданстве». И это так выпячивалось, что противно было говорить с таким «лукавым царедворцем».

Мы, однако, все-таки пришли к соглашению, что «Военную энциклопедию» преподнесет государю морской министр Григорович, но один, без редакторов и издателя. Григорович относился к нашей работе с живейшим сочувствием и, должно быть, сумел заинтересовать царя.

Царь внимательно просмотрел наш огромный труд и выразил удовлетворение, что это издание, о котором он ничего не знал, вышло в России, и притом вышло на частные средства.

Но и это царское благоволение не сдвинуло нашего дела с мертвой точки. Нужды нет, что царь был доволен, что морской министр восхищался. Сухопутный министр и его «окружающие» были против, и наши 19 томов пе нашли доступа в действующую армию и никому не принесли никакой пользы. На нашем пути стоял пень, и перепрыгнуть через него было невозможно даже с помощью царя.

Пять лет труда пропали даром. Несколько миллионов рублей было брошено в печку, а мои мечты о создании в русских полках библиотечек прикладных знаний так и остались мечтами. Ни «Энциклопедия», ни солдатские библиотеки никому не пригодились, и, когда всех редакторов «Энциклопедии» взяли на войну, я остался один у разбитого корыта со своими 19 томами великолепно изданной «Энциклопедии».

Должен сознаться: много ударов судьбы пришлось мне пережить за 60 лет работы. Но такого бессмысленного удара я не получал никогда.

Военной державе в военное время не пригодились военные знания. Можно ли было пойти еще дальше по пути самодурства и безответственной тупости!

«Школа и знание»

 70-х годах прошлого столетия книжное дело (в особенности издание учебной литературы) было поставлено в России до чрезвычайности слабо. Все издатели были наперечет, и весь русский рынок разделялся на две части.

Верхний слой общества обслуживали:

1) Маврикий Вольф (торговал детской литературой и книгами на иностранных языках; обслуживал преимущественно петербургскую Знать);

2) Девриен (сельскохозяйственная литература и «подарочные» книги для детей в изящном издании);

3) Фену (учебники для средней и начальной школы);

4) Глазунов (общая литература, русские и иностранные классики). Все издатели работали в Петербурге. Они разделяли рынок на части, и каждый знал только свою часть, не вступая в конкуренцию с соседями и не вторгаясь в «чужую» область. В Москве к этому кругу издателей примыкала старая, спокойная фирма Салаева, прославившаяся изданиями Тургенева.

Салаев любил дело и вел его с большим достоинством. Он распространял книги прославленного русского педагога Ушинского, был в личной дружбе с Гиляровым-Платоновым, поддерживал прекрасные отношения с учительским институтом и вообще с преподавателями и авторами учебников. Салаевым заканчивался тот круг издателей, которые обслуживали высший слой общества и интеллигенцию. На всю огромную Россию больше никого не было. Провинция не могла и думать о собственных издательских фирмах, и этот небольшой круг лиц работал, в сущности, на правах монополии. Он поддерживал связи с министерствами и учеными комитетами, знал все ходы и выходы, знал, как провести книгу через игольное ушко официального одобрения и пр. Для издателей это была эпоха «благоденственного и мирного жития». Ни малейшей торговой нервности и никакого напряжения издательских сил здесь не было и в помине. Тишь и гладь и божья благодать десятками лет царили в этом сонном, сытом, неподвижном царстве. Издатели спокойно богатели, чиновники, «одобрявшие» учебные книги, обрастали жирком, а излюбленные и «рекомендованные» авторы учебников жили, как на пенсии.

Первую брешь в этом сонном царстве книжной обломовщины пробили три приказчика, работавшие в фирме Фену: Полубояринов, Березовский и Карбасников.

Фену был еще жив, когда эти энергичные люди из приказчиков стали хозяевами и каждый открыл свое дело.

Полубояринов взял в свои руки учебники, Березовский — военную литературу (издание Погосского) и впоследствии издание «Разведчика», а Карбасников — общую литературу. Оставшись без руководителей, фирма Фену вскоре захирела и была куплена Сувориным, а приказчики выросли в богатых издателей, и двое из них (Полубояринов и Березовский) стали вскоре даже монополистами каждый в своей области: Полубояринов овладел учебниками, а Березовский обслуживал всю русскую армию.

Учебная книга была безумно дорога, часто плоха качеством и малодоступна. Чудовищный барьер был воздвигнут между жаждущими учения и учебной книгой.

К общим затруднениям по проведению книги в жизнь тут были прибавлены свои специальные тяжкие препоны.

Если в битве за книгу приходилось бороться с общими условиями русской жизни — с мракобесием, косностью, боязнью просвещения, то здесь приходилось бороться еще с организованным синдикатом, организованной монополией книгоиздателей и привилегированных авторов учебников.

Дешевого, доступного, здорового и нужного учебника не было.

Учебники были безмерно дороги, недоступны по цене, сосредоточены в немногих руках. Нераздельно и самовластно царила небольшая кучка лиц, объединенная однородными интересами и не допускавшая малейшего проявления инициативы и жизни в своей среде.

Царили и властвовали издательские династии, при которых состояли излюбленные авторы учебников. Полубояринов один властвовал десятки лет в начальной школе. Около 30 лет все учебники были у него в руках и в ходу были только его учебники. Салаев чуть ли не 100 лет был таким же монополистом в средней школе: хороши или плохи были его учебники, но учебники были только его. И главное они были безмерно дороги.

Дороговизна книги создала налог на учение. Весь русский народ был обложен налогом в пользу немногих.

В средней школе при плате в год за учение 50 рублей ученику приходилось за школьные книги платить в год от 15 до 25 рублей.