Майк Науменко. Бегство из зоопарка - Александр Исаакович Кушнир
«Я сказал о своем решении Борису перед началом концерта, — откровенничал Осетинский спустя много лет. — Гребенщиков побледнел, но удар выдержал и возражать не рискнул. Хотя для него это был жуткий шок. Он ведь никогда не воспринимал Науменко всерьез. Все второе отделение он простоял за колонной, не отводя глаз от нового Майка. Зал ревел, ни на секунду не утихая, минут пять! Майк был растерян, кланялся, оглядывался по сторонам, не веря происходящему».
Дальше начался карнавал, кульминацией которого стала драка между «купцами» — Осетинским и Троицким. Дело было за кулисами, сразу после окончания мероприятия.
«Я помню этот концерт на Юго-Западе, где мы столкнулись с Осетинским, — вспоминал Троицкий. — Мое общение с Майком осложнялось присутствием этого дегенерата, который, зная симпатию Науменко к алкоголю, взял его в оборот очень плотно... Майка очень удивлял такой молниеносный успех, он был совершенно к этому не готов и совершенно к этому не стремился. Все получилось помимо его воли».
Как бы там ни было, два столичных продюсера подрались именно из-за Майка. Еще несколько месяцев назад в это было сложно поверить, но все вышло именно так. Причем со стороны казалось, что Олег Евгеньевич бьется не на жизнь, а на смерть — за свое продюсерское будущее.
«В те времена Осетинский был одним из немногих людей, которые как-то пытались помочь, — рассказывал мне Гребенщиков спустя много лет. — Потом выяснилось, что он больше разговаривает, чем делает. Это — во-первых. А во-вторых, он оказался невероятным хамом. Он культивировал в себе хамство как метод жизни. Скажем, мне он хамил мало, что-то его удерживало. А вот над Майком действительно измывался. И то, что он, якобы, ставил дикцию мне и Майку, не очень соответствовало действительности. Да, он задался целью сделать из Майка человека, но продолжалось это недолго».
Как бы там ни было, после концерта на Юго-Западе Осетинский вежливо попрощался с Гребенщиковым и увез Науменко к себе домой. Весь следующий день они провели в элитном баре «Жигули» на Калининском проспекте. Два деятеля праздновали заслуженную победу, заедая астраханской воблой ледяное пиво.
В тот момент они даже не подозревали, какая опасность нависла над ними. Как однажды справедливо заметил Майк — против кармы не попрешь. Дело в том, что ему оставалось выступить еще на одном «творческом вечере», который должен был состояться в кинотеатре «Пионер». Но если все предыдущие концерты были защищены от всевозможных неожиданностей бумагами с гербовой печатью, то для этого мероприятия документ сделать не успели. Или просто забыли.
«Последний концерт мы устроили по нашей глупости в самом центре “цековской” Москвы, в кинотеатре “Пионер” на Кутузовском проспекте, прямо напротив гнезда Брежнева, — вспоминал подробности Осетинский. — Я вытащил на сцену “падшего ангела со скрипкой” Сергея Рыженко, классического альтиста, победителя всесоюзного конкурса Андрея Гридчука, актера МХАТа Сергея Колесникова, и т. д... Мой директор Черномордик скупил все билеты на вечерний сеанс, и кассирша была страшно рада, потому что народу обычно приходило один-два человека. Двум бабушкам вернули деньги за билеты, но одна гнида — явно отставной кэгэбэшник — не взял деньги, остался слушать. И через два часа нас всех замели — с подпиской о невыезде! Артистов быстро отпустили, а мне инкриминировали незаконную трудовую деятельность. Было ясно, что это — только повод. Следователь, стуча кулаком по столу, орал: “Дело не в ваших копейках! Нас интересует, что вы там делали с точки зрения политики? Нашли место, где петь, идиоты — прямо напротив дома Брежнева! Вы у меня поедете далеко, лет на пять минимум!”»
У этой истории есть любопытное послесловие. Словно предчувствуя беду, прозорливый Олег Евгеньевич попросил одного из приятелей записать этот концерт. Некто по имени Федор, в течение многих лет фиксировавший на пленку выступления Высоцкого и других подпольных бардов, в тот нехороший вечер поехал в «Пионер» с магнитофоном Sony — записывать «какого-то непонятного Майка». С большим трудом моим друзьям удалось разыскать в многомиллионной Москве этого человека. Он нашел на антресолях заветную магнитофонную катушку с песнями Науменко и клятвенно пообещал передать ее для реставрации... но только после своей смерти.
Любовь к электричеству
Они там, за железным занавесом, небось рок-н-ролл вовсю гоняют...
Патти Смит, 1979 год
Со временем вокруг Майка сгустился ореол непризнанного пророка. Записав «Сладкую N», он уволился из театра и стал желанным гостем многих литературных салонов. Джазмены и рок-музыканты, авангардисты и авантюристы заслушивали до дыр «Пригородный блюз», возведя его в статус настоящего подпольного хита.
«Если успех в Москве не испортит чутья Майка, — анонимно писал Гребенщиков в журнале «Рокси», — если его не затрахают девушки и не споят пожилые эстеты, то я рассчитываю на кое-что в будущем».
Явный намек на Осетинского предназначался исключительно людям, «посвященным в творческий процесс». И это был типичный для того времени момент. После серии столичных концертов бывший радист Театра кукол начал обрастать гроздьями слухов, а следовательно — конструктивной мифологией.
«Из Москвы Майк вернулся в таком возбужденном состоянии, что его трудно было узнать, — признавался потом Слава Зорин. — В одном из выпусков «Рокси» сохранился забавный анекдот — как Науменко пил в сортире коньяк, чтобы успокоиться. Это был его первый серьезный успех».
О Майке в богемных кругах в ту пору болтали разное. В частности, что песню «Сладкая N» запретили на радиостанции в Америке и одна известная организация взяла у Науменко подписку о невыезде. Также поговаривали, что певец теперь живет где-то под Питером, устроив там домашнюю студию. Предполагали, что Коля Васин привозит туда еду, Иша Петровский — «огненную воду», а Гребенщиков — свежую музыку. Поскольку ни концертов, ни интервью в родном городе у Науменко по-прежнему не было, звучало это вполне правдоподобно.
На самом же деле, Майк скромно трудился сторожем на очередном объекте, зарабатывая крохотные деньги на будущую семейную жизнь.
«Вячеслав, у меня кайфовая работа! — восторженно звонил он из своей сторожки Зорину. — Врубись, я сторожу стадион имени Кирова, а меня сторожит какой-то мент! Это просто полный пиздец!»
Вскоре Майк сменил несколько охраняемых участков, включая загадочный химфармзавод, производивший лекарства, сильно приближенные к наркотическим. По этой причине товарищу Науменко под расписку было вручено табельное оружие. Как говорится, на всякий случай.
Поскольку мир «дворников и сторожей» в те
