Дмитрий Володихин - Пожарский

Несколько поколений историков вели споры, где именно князь находился. Вотчины-то его разбросаны по разным областям России…

В Пурехе?

В Нижнем Ландехе? Поляки обещали его Орлову, но удалось ли им реально передать село своему приспешнику, — неизвестно.

В Мугрееве?

Когда делегация нижегородцев во главе с дворянином Жданом Болтиным и архимандритом Печерской обители Феодосием впервые отправились к Пожарскому, он был «…в вотчине в своей, в Суздальском уезде», — сообщает Хронограф, когда-то принадлежавший Н. М. Карамзину.[118] Значит, исключается Пурех, находящийся на Нижегородчине, далековато от суздальских земель.

Историки И. Е. Забелин, С. Ф. Платонов, П. Г. Любомиров, Ю. М. Эскин, Р. Г. Скрынников и другие решительно высказались в пользу Мугреева. Их мнение основано большей частью на доводах, высказанных в середине позапрошлого века И. Е. Забелиным. Нижний Ландех, писал он, отняли у Пожарского в пользу Орлова. Летопись называет расстояние от Нижнего до вотчины, где томился ранами Пожарский, — 120 верст («поприщ»)[119]. До Нижнего Ландеха как раз 120 верст. Но, по словам Забелина, «… Мугреево лежало на древней (верхней) дороге из Суздаля в Нижний, также во 120 верстах»[120]. С тех пор ничего нового не добавлено в пользу этой гипотезы.

Между тем Забелин явно ошибался.

Ни по какой дороге от Нижнего до Мугреева не насчитаешь 120 верст. Как ни меряй, а всё выходит верст 140–150, т. е. гораздо больше. Нижний же Ландех расположен точнехонько на 120-верстном рубеже.

Итак, Пожарский, прознав о покушении на его землю со стороны Григория Орлова, явился к Нижнему Ландеху. Очевидно, князя окружала вооруженная свита. Готов ли был Дмитрий Михайлович биться лично, не готов ли, а люди его могли дать захватчику отпор. Так ли уж беспокоила раненого воеводу перспектива потери его владений, когда вся жизнь на просторах России пришла к хаотическому состоянию? Вотчинами будет владеть тот, кто выйдет победителем из всеобщего противоборства, а его судьба решится не скоро и не на полях Суздальщины… Скорее, Пожарского ужасало бесчестие, происходящее от трусливой уступки «верноподданному» предателю. Отдать что-либо Орлову — мерзость. И он решил противиться наглому захвату.

А может быть, Пожарский явился туда раньше Орлова, и «верноподданный» слуга польского короля не решился «выбивать» Дмитрия Михайловича.

Здесь, в Нижнем Ландехе, его отыскали переговорщики из Нижнего.

Еще не восстав с одра болезни, Пожарский получил от нижегородцев приглашение — возглавить новое ополчение земских ратников.

Но прежде, чем речь зайдет о главных событиях в судьбе Дмитрия Михайловича, надобно остановиться ненадолго и взглянуть на происходящее с высоты птичьего полета.

Пожарский служил царю Василию Ивановичу честно и дрался с его врагами искусно. Следует подчеркнуть, что в годы царствования Василия IV Ивановича, несмотря на упоминавшийся выше «кадровый голод», князь Д. М. Пожарский думных чинов еще не достиг. Он по-прежнему стольник, всего лишь стольник.

Лишь временное «отключение» местнической системы, случившееся в катастрофических условиях, позволило ему подняться к высшим чинам старомосковской служебно-иерархической лестницы.

На этот момент стоит обратить особое внимание: после свержения Василия Шуйского местническая иерархия оказалась обезглавленной. Да и сам государственный механизм расстроился. В таких обстоятельствах рассуживать местнические тяжбы стало до карйности тяжело. А руководители Первого земского ополчения летом 1611 года решили, что у них служба будет строиться «без чинов». Иными словами, сознательно отменили местничество и уравняли всех в «отечестве». Собственно, иначе они не могли поступить: слшком уж трудно шло их освободительное дело, чтобы отягчать его еще и местническими счетами.

Таким образом, служилая биография князя Д. М. Пожарского выкована Смутой, нарушением принятого в старомосковском обществе порядка вещей. Несколько видных деятелей Смутного времени поднялись тогда вопреки этому порядку, и Пожарский — один из них, самый видный. Его возвышение — результат выдающихся тактических способностей и высоких нравственных качеств, которые проявились в чрезвычайных обстоятельствах всеобщего социального катаклизма и не получили бы такой возможности в рамках устоявшегося социального строя.

Старомосковское общество разрушилось. И чтобы собрать его, потребовалась мощь незаурядных личностей, сыгравших роль «реставраторов». Парадокс их появления на исторической сцене состоит в самом решительном отказе от прежних обычаев — хотя именно их-то предстояло восстановить! Реконструкция старого порядка диктовала необходимость… отвернуться от старого порядка. На время. На месяцы. На сколько понадобится, в конце концов! Таланты Пожарского, Минина, Ляпунова могли принести спасительную пользу лишь при полном «выключении» прежнего общественного уклада с его местническими счетами, с его четким распределением ролей между отдельными слоями социума.

Итак, для того чтобы сделаться великим человеком, Пожарскому потребовалось уйти и от своей социальной роли, и от своего социального опыта.

А теперь — факты.

История Второго земского ополчения изучена очень хорошо, в деталях. О нем написано великое множество книг и статей. Картина его создания и его действий устоялась в исторической литературе, уточнить тут можно очень немногое.

Первые шаги по формированию земской армии связаны с личностью мясного торговца Козьмы Минина. Нижегородцы выбрали его земским старостой — должность земского старосты являлась самой обычной для местного самоуправления. Должностные лица, по старомосковскому обычаю, приступали к исполнению обязанностей с начала сентября. Именно тогда у Минина, лица уже официального, хотя и облеченного невеликой властью, появилась возможность публично высказаться. И он выступил за создание вооруженной силы, призвав «чинить промысел» против поляков. Скорее всего, его пламенные речи, зажегшие энтузиазмом нижегородский посад, зазвучали именно в сентябре 1612 года.[121] Тогда нижегородцы принялись собирать деньги на правое дело, возникли первые, еще совсем небольшие отряды ратников.

А октябрь принес действиям Минина сильное подкрепление.

Во-первых, из Троице-Сергиевой обители пришла грамота, призывающая постоять за веру и помочь земцам, стоящим под Москвой. Голос Троицкой братии, звавший ополчаться, дал нижегородцам лишнее уверение в том, что они идут по верному пути. Но на помошь Заруцкому с Трубецким поволжские земцы не торопились. Первое земское ополчение успело заработать сомнительную славу: казачьи бесчинства вызывали омерзение, а сторонников Марины Мнишек и ее сына-«воренка», многочисленных под Москвою, еще летом особой грамотой не велел поддерживать патриарх Гермоген. Со времен гибели Ляпунова дворян-ополченцев безнаказанно притесняли казаки.