Мария Барятинская - Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870–1918

Я была в депрессии оттого, что рождественские праздники мне пришлось проводить в постели. Моя печаль усилилась при звуках церковных колоколов – я была вдали от родины, от дома и к тому же больная. В таком меланхолическом состоянии духа я обратилась к сочинительству, надеясь найти в этом какое-то отвлечение, а также потому, что не выносила одиночества в компании грустных мыслей. Моей первой попыткой была рождественская сказка для детей. Когда пришел доктор, он обругал меня и заявил, что я не должна утомляться; тогда я показала ему, что я пишу, и он забрал листочки с собой. Несколько недель спустя я получила экземпляр небольшого французского журнала, в котором появилась моя сказка в полном виде. Это была моя первая попытка. Данная книга – вторая попытка. Поначалу я писала ради удовольствия, для того чтобы отвлечься, окруженная всевозможным комфортом и чувствуя себя в полной безопасности. Сейчас же я пишу в силу необходимости.

Когда я выздоравливала, мы с мужем ходили обедать в ресторан в гостинице; иногда, ощущая слабость, я спрашивала хозяина, нельзя ли принести ип bоп verre d'Oporto (стаканчик портвейна). «Конечно же да, мадам княгиня!» – отвечал месье Флери. Недалеко от нашего стола сидел весьма плотный, очень светловолосый господин, который улыбнулся, когда я попросила портвейна. Потом мы выяснили, что это был герцог Порту, брат умершего короля Португалии, и он, вероятно, считал, что я узнала его, а поэтому подшучивала над ним. Но я имела удовольствие спустя несколько дней встретиться и познакомиться с ним, и он был достаточно любезен, прислав мне бутылку очень старого «Опорто» с надписью «line Oporto d'un Oporto» («бутылка опорто от одного Опорто») и шикарный букет цветов, когда я жила в Hotel de la Paix в Ницце после того, как мужу пришлось вернуться в Санкт-Петербург для несения службы.

В Hotel de Paris были и некоторые наши старые русские друзья, и как-то они пригласили нас к себе в номер, где собирались устроить небольшой музыкальный вечер. Когда мы пришли, какой-то господин играл на скрипке, и тут вошел еще один господин – невысокий пожилой человек с небольшой седой бородкой и в очках. Он прошел прямо к роялю и сел играть, сказав, что делает это «по пути». Он сыграл романсы Тости, некоторые из которых были совсем новыми в тот момент, фактически еще не были опубликованы. Я сказала ему: «Как прекрасно вы играете музыку Тости!» Он как-то странно посмотрел на меня и произнес: «Я наверняка должен хорошо ее играть!» – и рассмеялся. Потом нам сообщили, что на следующий день ему надо возвращаться в Лондон, где он живет, и я сказала, что очень жаль, что он так быстро нас покидает. Наутро я получила маленький свиток, а открыв его, нашла там романс, который он нам играл, в виде четкой рукописи, на которой было написано «Княгине Барятинской, «Последний романс» от композитора». Очень скоро после этого он стал так популярен, что люди распевали его музыку повсюду на улицах.

В то время года Монте-Карло было очень элитным и модным местом, и все прибывающие с головой уходили в море развлечений. Оглядываясь назад сквозь года, я думаю, что счастье тех дней мы не до конца оценивали, потому что именно в то время там не было никаких признаков страшных несчастий, ожидавшихся в будущем.

Мы встречали много достойных людей, и среди них был покойный король Эдуард, тогда принц Уэльский – всегда учтивый, всеми обожаемый и здесь исключительно популярный. Вечерами в казино можно было увидеть русских великих князей и великих княгинь и нередко монархов и членов королевских семей Европы, а в театре – интересных мужчин и женщин из всех стран. Великий князь Алексей – хорошо известный русский завсегдатай Монте-Карло – тоже бывал там, и, кроме того, великий князь Владимир, великая княгиня Мария Павловна, великий князь Михаил и графиня Торби, у которой в Каннах была резиденция – вилла «Казбек», – названная в честь этой кавказской горы.

Из Канн в Монте-Карло приезжала великая княгиня Анастасия Михайловна (вдова герцога Мекленбурга-Шверина по прозвищу Принц Шарман) – очень красивая и величественная женщина, хорошо известная на Ривьере.

Часто приезжал из Ниццы кронпринц Румынии со своей женой, красавицей принцессой Марией, и по одному случаю великий князь Борис пригласил нас на обед, а после этого мы побывали на выступлении старого Кокелена в «Сирано де Бержераке», всегда великолепного в этой роли. Он был самым удивительным актером своего времени. В Международном Средиземноморском клубе был дан большой бал-маскарад, на который принцесса надела свой национальный костюм и была так прекрасна, что находилась в центре всеобщего внимания.

Позднее в этот же период впервые появилась мадам Режан, в «Madame Sans Gene» она непревзойденно сыграла главную роль. Актриса жила в нашем отеле вместе с сыном, мальчиком двенадцати лет, была очень привязана к нему и позволяла ему делать все, что его душе угодно. Вечером мальчик сидел со своим гувернером, а она в это время одевалась для выступления. На нем был смокинг, рядом на стуле покоился складной цилиндр, и он обсуждал меню с метрдотелем с видом гурмана. Его манеры были отвратительны, и он никогда не переставал ковыряться в зубах зубочисткой.

Зрелище, которое представало перед вами при входе в Hotel de Paris, трудно поддается описанию. Это было похоже на волшебную сказку. Теперь мне нелегко было бы узнать Монте-Карло, настолько он отличался от прежнего. Это совершенно другой мир. Исчезло, умерло или было убито так много людей, что русского общества уже не существует.

Теперь уже нет таких людей, как покойный мистер Гордон Беннетт, владелец «New York Herald». Он действительно был осью, вокруг которой вращалось все в Монте-Карло. У него была отличная яхта под названием «The Namouna».

Я хорошо помню тот день, когда приехал наш знаменитый русский бас Шаляпин и впервые пел в «Дон Кихоте» Массне. Это было настоящее событие в истории Монте-Карло. Все билеты были проданы заранее, и все говорили только о нем. Его карьера была самой экстраординарной. Он пел в монастырском хоре в Казани, когда его услышал один молодой офицер, которого я знала (он жил на одно жалованье), и был так поражен этим чудесным голосом, что увез певца в Санкт-Петербург, где им заинтересовались несколько зажиточных семей. Шаляпин сразу же пошел в Консерваторию, чтобы получить музыкальное и сценическое образование, и за невероятно короткое время достиг вершины в своей профессии.

Он был всего лишь крестьянином и не знал никакого языка, кроме русского, поэтому стал изучать французский и итальянский; через несколько лет он пел перед самой придирчивой публикой в Европе. И вот теперь он – один из величайших и наиболее популярных артистов на оперной сцене, главным образом потому, что его игра так же хороша, как и его пение. За билеты платят баснословные деньги. Один из моих друзей заплатил 1000 франков – огромная по тем временам сумма – за единственное место. Но деньги стоили мало в те дни, когда луидор ценился не дороже булавки. За дирижерским пультом был композитор Массне. Шаляпин был в исключительном голосе и поражал как великолепной игрой, так и костюмом. Успех был огромным, царил беспредельный энтузиазм.