Иван Болдин - Страницы жизни

- Познакомился Положение в десятой армии очень тяжелое.

- Слушайте приказ,- говорит Павлов. -Вам надлежит организовать ударную группу в составе корпуса генерала Хацкилевича, тридцать шестой кавалерийской дивизии, частей Мостовенко и контратаковать наступающего противника в общем направлении Белосток - южнее Гродно с задачей уничтожить вражеские части на левом берегу Немана и не допустить выхода немцев в районе Волковыска. После этого вся группа перейдет в подчинение генерала Кузнецова. Это ваша ближайшая задача, и за ее решение отвечаете лично вы.

- Голубеву передайте, - продолжал командующий,- чтобы он занял Осовец, Бобр, Визну, Сокулку, Бельск и далее шел на Клещело. Все это осуществить за сегодняшнюю ночь, причем организованно и быстрыми темпами.

- Как же Голубев выполнит ваше приказание, когда его соединения понесли потери и с трудом сдерживают натиск врага?

На какую-то долю минуты Павлов умолк, затем заключил:

- У меня все. Приступайте к выполнению задачи.

На этом наш первый и последний разговор закончился. Отойдя от аппарата, я подумал: как далек Павлов от действительности! У нас было мало сил, чтобы контратаковать противника. Все части, из которых Павлов приказал создать ударную группу, уже были втянуты в ожесточенные оборонительные бои и, конечно, имели большие потери. Снимать их - значило ослаблять оборону, но что делать? Приказ есть приказ!

Много лет спустя, уже после войны, мне стало известно, что Павлов давал моей несуществующей ударной группе одно боевое распоряжение за другим, совершенно не интересуясь, доходят ли они до меня, не подумав о том, реальны ли они в той обстановке, какая сложилась на Западном фронте.

Зачем понадобилось Павлову издавать эти распоряжения? Кому он направлял их? Возможно, они служили только для того, чтобы создавать перед Москвой видимость, будто на Западном фронте предпринимаются какие-то меры для противодействия наступающему врагу? Ни одного из этих распоряжений я не получил, и остались они в военных архивах как тяжкое напоминание о трагедии первых дней войны...

Обстановка все усложняется. Противник вклинился так глубоко, что над войсками 10-й армии нависла угроза охвата. Предлагаю Голубеву отвести соединения с Белостокского выступа, а 36-ю кавдивизию выдвинуть в лес западнее Крынки. Здесь я рассчитываю использовать ее для контрудара совместно с 6-м механизированным корпусом.

На КП прибыл командир 6-го механизированного корпуса генерал-майор М. Г. Хацкилевич. Он-то мне и нужен! Ставлю перед ним задачу - с наступлением темноты сдать частям 10-й армии занимаемый рубеж обороны по восточному берегу Царева и к утру сосредоточиться в лесу в десяти километрах северо-восточное Белостока. 29-ю механизированную дивизию ночью перебросить из Клонима в Сокулку и посадить в оборону на рубеже Кузница, Сокулка, чтобы прикрыть развертывание главных сил 6-го механизированного корпуса и 36-й кавалерийской дивизии. Затем с рассветом нанести контрудар в направлении Белосток, Гродно и, взаимодействуя с 11-м механизированным корпусом, уже вступившим в бой южнее Гродно, разгромить группировку противника, наступающего на Крынки.

Прекрасно понимая, что 6-й механизированный корпус и 36-я кавдивизия в сложившейся обстановке не сумеют полностью выполнить поставленную Павловым задачу, я все же надеялся, что они нанесут врагу известные потери и затормозят его наступление.

Личный состав корпуса был превосходно обучен, половину танкового парка составляли машины Т-34 и КВ. Возглавлявший корпус генерал-майор М. Г. Хацкилевич был грамотным командиром, человеком редкого обаяния, огромной силы воли и большой скромности.

Генерал Хацкилевич непримиримо относился к тем, кто внешний лоск в армии делал самоцелью. Он требовал от своих войск, помимо безупречной внешней выправки, глубоких и всесторонних знаний военного дела и неустанно прививал армейской молодежи любовь к технике. Это был дальновидный человек, прекрасно понимавший, что грядущая война будет войной моторов. Недаром в округе его соединения всегда по всем показателям шли впереди.

И в боевых условиях 6-й корпус проявил себя с лучшей стороны. В полосе, где он оборонялся, гитлеровцам, несмотря на неоднократные попытки, так и не удалось прорваться. Корпус понес потери, но он еще боеспособен и мог, пусть не с полной силой, контратаковать.

Вечер. Чистое звездное небо озаряют сотни огней - всполохи пожаров, трассирующие полосы пулеметных очередей, близкие взрывы снарядов и бомб. Каждый раз кого-нибудь подстерегает смерть.

Заканчивается первый день войны. А сколько их еще впереди?..

За ночь мы привели в порядок наши части, пополнили их боеприпасами и продовольствием из скудных запасов, какие удалось спасти из горящих складов.

К рассвету штабы 6-го механизированного и 6-го кавалерийского корпусов обосновались на новом месте в лесу в пятнадцати километрах северо-восточное Белостока. Этот живописный лесной уголок стал и моим командным пунктом.

Время уходит, а мне так и не удается выполнить приказ Павлова о создании ударной конно-механизированной группы. Самое неприятное в том, что я не знаю, где находится 11-й мехкорпус генерала Д. К. Мостовенко. У нас нет связи ни с ним, ни с 3-и армией, в которую он входит. В течение ночи я посылал на розыски корпуса нескольких офицеров, но ни один из них не вернулся.

В довершение бед на рассвете вражеские бомбардировщики застигли на марше 36-ю кавалерийскую дивизию и растрепали ее. Так что о контрударе теперь не может быть и речи...

Как раз, когда я сидел в палатке, обуреваемый мрачными мыслями, меня разыскал помощник командующего войсками округа по строительству укрепленных районов генерал-майор И. П. Михайлин. Война застала его на одной из строек. Отступая вместе с войсками, он случайно узнал, где я, и приехал на КП.

Мы только начали беседовать, как над траншеями показались вражеские самолеты. Они сделали всего два захода, беспорядочно сбросили бомбы и улетели. Урон у нас небольшой, но среди убитых наш гость. Осколок сразил генерала Михайлина наповал. Его гибель особенно поразила меня нелепой случайностью.

Надо сказать, что нас с Михайлиным связывала давняя дружба. Впервые мы познакомились в 1928 году. Он сразу же привлек мое внимание своими незаурядными военными знаниями, ярким умом, большой эрудицией. Длительное время Михайлин был армейским политработником. Потом стал строителем.

Это был замечательный человек, способный командир, чуткий товарищ. Всех знакомых он поражал своим неиссякаемым оптимизмом, жизнерадостностью. С лица его, казалось, никогда не сходила улыбка. А сейчас он лежит бездыханный и тоненькая красная струйка медленно расползается по бледнеющей щеке.