Зигмунд Фрейд и Карл Густав Юнг. Учения и биографии - Валерий Моисеевич Лейбин
Нечто аналогичное наблюдалось и в том случае, когда, на волне очередного успеха, Фрейд был увлечен своей исследовательской и терапевтической деятельностью. Но стоило только с головой уйти в самоанализ, как тут же он обнаруживал у себя какой-нибудь вид психического расстройства.
Во время переписки с невестой «незначительная истерия» обостряла его восприятие собственных пороков. В письмах Флиссу находили свое отражение его сомнения и мучительные переживания, обусловленные выявившимся конфликтом между истиной и нравственностью.
Хотя самоанализ Фрейда несомненно сопровождался позитивными результатами, позволившими ему разобраться в собственном бессознательном, тем не менее он вызывал очевидные, но неприятные болезненные состояния, которые не доставляли никакого удовольствия.
Самоанализ может привести к болезненному самокопанию, приносящему мазохистское удовлетворение, усугубляющее болезненное состояние индивида. Но он может сопровождаться и интеллектуальными прозрениями, выводящими человека на новые рубежи познания внутреннего и внешнего мира, как это имело место у Фрейда.
Возможно, почувствовав для себя опасность или увлекшись новыми идеями, связанными с пересмотром теории совращения ребенка, Фрейд не то чтобы отстранился от самоанализа, но, проделав трудную и мучительную для себя работу, в дальнейшем превратил его в дополнительное средство к тому психоанализу, который осуществлялся им по отношению к его пациентам. Не случайно уже в конце 1897 года он начинал говорить о том, что может анализировать себя только с помощью знания, полученного объективным путем, то есть не изнутри самого себя, а извне.
В письме Флиссу от 14 ноября того же года он высказал мысль, что подлинный самоанализ невозможен. Наконец, в очередном письме к другу, написанном 2 февраля 1898 года, Фрейд сообщил:
«Мой самоанализ оставлен в покое, чтобы заняться книгой о сновидениях».
В дальнейшем мысль Фрейда о том, что подлинный самоанализ невозможен, положила начало дискуссиям о соотношении самоанализа и психоанализа. Но несомненно то, что осуществленный им самоанализ помог возникновению новых идей, способствовавших становлению психоанализа и связанных с пониманием эдипова комплекса, психической реальности, роли фантазий в жизни человека и необходимости толкования сновидений.
Тайна сновидений
Фрейд интересовался сновидениями задолго до того, как приступил к самоанализу. По данным его официального биографа Джонса, у него всегда было много сновидений и он уже в детстве записывал их.
Позднее Фрейд обзавелся записной книжкой, специально предназначенной для записи своих сновидений. В письмах к Марте он сообщал о том, что ему снятся разнообразные, буйные, красочные сновидения и что на основании личного опыта он мог определить значение некоторых из них.
По прошествии некоторого времени он научился разбираться в сновидениях пациентов и однажды, еще до опубликования совместно с Брейером написанной работы по исследованию истерии, сообщил ему о том, что способен толковать сновидения.
Хотя Фрейд с ранних лет интересовался сновидениями, тем не менее только в 1895 году произошло знаменательное событие, положившее начало его систематическому толкованию сновидений. Ему приснился сон, который впервые он подверг детальному анализу и который вошел в историю психоанализа под названием «сна об инъекции Ирме».
Это случилось летом, когда семья Фрейда поселилась недалеко от Вены, в замке Бельвю, стоящем на небольшом возвышении. Там, в ночь с 23 на 24 июля 1895 года, ему приснился сон, описание и подробный анализ которого нашли свое отражение в «Толковании сновидений».
В пересказе Фрейда содержание этого сновидения таково:
«Большая зала – много гостей. – Среди них Ирма: я беру ее под руку, точно хочу ответить на ее письмо, – упрекаю ее в том, что она не приняла моего “решения”. Говорю ей: “Если у тебя есть еще боли, то ты сама виновата”. Она отвечает: “Если бы ты знал, какие у меня боли в горле, в желудке и в животе, мне все прямо стягивает”. Я пугаюсь и смотрю на нее, У нее бледное, опухшее лицо. Мне приходит в голову, что я мог не заметить какого-нибудь органического заболевания. Я подвожу ее к окну, смотрю ей в горло. Она слегка противится, как все женщины, у которых вставные зубы. Я думаю, что ведь ей это нужно. – Рот открывается, я вижу справа большое белое пятно, а немного поодаль странный нарост, похожий на носовую раковину; я вижу его сероватую кору. – Я подзываю тотчас же доктора М. – Тот смотрит и подкрепляет мое мнение… У доктора М. совершенно другой вид, чем обыкновенно. Он очень бледен, хромает и почему-то без бороды… Мой друг Отто стоит подле меня, а друг Леопольд исследует ее легкие и говорит: “У нее притупление слева внизу”. Он указывает еще на инфильтрацию в левом плече (несмотря на надетое платье я тоже ощущаю ее, как и он…). Доктор М. говорит: “Несомненно, это инфекция. Но ничего: у нее будет дизентерия, и инфекция выйдет…” Мы почему-то сразу понимаем, откуда эта инфекция. Отто недавно, когда она себя почувствовала нездоровой, впрыснул ей препарат пропила – пропиле… пропиленовую кислоту… триметиламин (формулу его я вижу ясно перед глазами)… Такой инъекции нельзя делать легкомысленно… По всей вероятности, и шприц был не совсем чист».
Само сновидение занимает чуть меньше книжной страницы. Зато анализ его Фрейдом в «Толковании сновидений» составляет девять страниц. Имеются еще дополнительные комментарии, следующие сразу же за анализом, а также разбросанные по разным местам текста книги. Само по себе это говорит о многом, как, впрочем, и то, что данное сновидение является фактически первым, с разбора которого начинает Фрейд при рассмотрении метода толкования сновидений.
Как говорил Фрейд, сновидение – королевская дорога к познанию бессознательного. Сновидение Фрейда об инъекции Ирме – путь к его собственному бессознательному.
Однако осуществленный Фрейдом разбор собственного сновидения свидетельствует о том, что раскрытие его подлинного смысла и выявление исконного бессознательного – задача крайне трудная для любого исследователя, тем более автора сновидения.
Фрейд дал свою интерпретацию многим деталям, обнаруженным в сновидении об инъекции Ирме. Однако за кадром осмысления остались его внутренние сшибки и мучительные переживания, связанные с одним эпизодом, имеющим непосредственное отношение к его дружбе с Вильгельмом Флиссом.
Дело в том, что за пять месяцев до того, как Фрейду приснилось сновидение об инъекции Ирме, Флисс оперировал пациентку (Эмма Экштейн), которая проходила курс лечения у его друга. Фрейд отослал свою пациентку к Флиссу, выдвинувшему теорию о связи менструации с носом, и тот сделал операцию на одной из носовых раковин женщины.
Несколько дней спустя после завершения операции, когда она была уже в Вене, у пациентки началось кровотечение, и обследовавший ее хирург обнаружил, что Флисс оставил в ране около полуметра марли.
