Капица. Воспоминания и письма - Анна Алексеевна Капица

<…>Что же это Сереженька не делает успехов в русской грамоте, все же не оставляй с ним заниматься хоть 10 минут. <…>

Я очень рада, что Петина лаборатория вышла красивой, напиши, когда она откроется. <…> Мы раньше, чем ты написала, прочли про открытие Кокрофта. Мария Ивановна воскликнула: «Почему это не Петя открыл, ведь он работал над атомом». Я же хочу знать вот что. Кокрофт работал у Пети в лаборатории и пользовался его машиной, если это так, то тут и Петина часть есть. Так ли это?..»

«23 мая 1932 г., Париж

…Получила твое длинное письмо, где, как сказала Мария Ивановна, много рассуждений о французской политике и мало о детях. Но я все же рада этому письму и с твоим мнением о французской политике согласна. Что касается о военных слухах, связанных с Японией и СССР, то это очень страшно. Но я не представляю, чтобы опять загорелся мировой пожар. Уж очень все устали. <…> Ты спрашиваешь о моем приезде. Я свободна в конце июня, если это вам обоим удобно, я могу приехать. Конечно, останусь, сколько понадобится, если вы уедете в Россию. Понимаю Петю, что он хочет видеть маму, хоть и не перестаю бояться поездки туда для вас. <…> Очень рада за Петю, что скоро откроется его новая лаборатория…»

«14 июня 1932 г., Париж

Получила английскую визу, т. е. извещение, что могу ее взять на три месяца. Вчера, ввиду тревожных слухов о нансеновских паспортах, пошла в Префектуру узнать. Была спокойна, п.ч. у меня нансеновский паспорт до 13 августа 32 г. Но, увы, мне сказали, что если я хочу ехать сейчас и остаться после 13 августа, то мне надо не возобновить визу, как прежде, а взять новый нанс. паспорт и для этого потребуется 2 месяца. Эту репрессию сделали русским за убийство президента. Кончилось свободное передвижение, когда в два дня выправляли нансеновский паспорт. Теперь мое прошение пройдет два министерства, о моей благонадежности наведут справки…»

«2 июля 1932 г., Париж

… Поездка моя к вам еще не определилась. Как раз после твоего письма пришел ко мне «тип» из Префектуры, смотрел мою «Carte d’id» и что-то записывал и почему-то все спрашивал о папе. Очевидно, таким способом осуществляется проверка русских, живущих в Париже и желающих получить нансеновский паспорт. Пришел «тип» на другой день после твоего письма, значит, ваше письмо к знакомому вашему французу еще не имело действия…»

«19 июля 1932 г., Париж

…Меня постигла неудача. Сейчас была в Префектуре, и мне не выдали визу, сказали, что запрос мой пошел в министерство. Я спросила, почему же всем выдают в 48 часов, а я не получаю. Ответили, что с некоторыми так поступают, причина им не известна. Одним словом, я нахожусь в подозрении…»

В архиве отсутствуют письма за длительный период – более года.

«4 октября 1933 г., Кембридж

…Сегодня получила твое письмо, посланное из Москвы 27 сентября, итак, оно пришло на восьмой день. Из «Узкого»[44] также. Ты пишешь так, как бы не получала от меня писем, а между тем я пишу каждую неделю аккуратно. Дети, слава Богу, все время были здоровы, они оба очень веселы, и Сережа по-прежнему прекрасно себя ведет. <…>

Вы, вероятно, читали о смерти Эренфеста. Какая страшная драма. В английских газетах только сказано, что он пришел в больницу к сыну, выстрелил в него, ранил, а себя убил. Какой-то ужас. Я знала его и жену его Таню, когда они только что женились. <…>

Итак, вы едете на Кавказ…»

«14 октября 1933 г., Кембридж

… Теперь вы уже в Кисловодске, только бы погода была хорошая. <…> Дети здоровы, оба очень веселы. Сережа ходит в школу, но очень рад, когда не надо идти, то есть в субботу и воскресенье. Он так занят «мекано»[45], все время строит и строит. Когда не скоро засыпает, я ему говорю: «что не спишь?» Он отвечает, что думает и обдумывает, как бы лучше сделать машину, которую он хочет строить. Чаще строит не по книгам, а «из головы», как он говорит. <…> Спасибо за виды Ленинграда, но в них нет Невы и набережной, купи их…»

«19 октября 1933 г., Кембридж

…Получила твое письмо из Кисловодска, очень рада, что вы так хорошо там устроены, и надеюсь, что Петя уже совсем поправился. Одного только боюсь, что по приезде домой он опять будет сидеть по ночам над работой и портить здоровье. <…> Сережа теперь очень увлечен «передачей» и устроил себе из «мекано» ящик и на нем всевозможные передачи, все колесики вертятся, одни с цепью, другие с ремнем…»

«14 февраля 1934 г., Париж

…14 февраля рождение Сереженьки. Поздравляю вас всех. <…> Спасибо тебе за гравюры, мне они очень понравились. Это очень красиво, и твоя мысль сделать серию Кембриджа – очень удачная мысль. <…> Всего лучше Сережа, он прелестно вышел, потом очень хороша дама с кошкой, вид и дама в кресле, но тут есть ошибка, у дамы белая полоса закрывает лицо. Очень будет интересно, если ты будешь продолжать. <…> Как хорошо, что ты вздумала писать нам ежедневно понемногу, и это письмо вышло интересное: и в Лондоне были, и о детях написала и даже о платье. Снимись в нем и пришли нам. Спасибо тебе за книгу Белого, отдала ее на прочтение Анне Николаевне, и еще есть желающие. Но я не могу одолеть ее, язык его слишком невыносим в этом романе, а предисловие написано ясно.

Мы сегодня сидим дома, но забастовка очень умеренная: есть вода, газ, электричество, хлеб и молоко. На улицах пусто и тихо, мы немного гуляли. Газеты не вышли. Кажется, все успокоится.

Рада, что автомобиль у вас удачный. Рада, что Петя не устает от Лондона и от завода, я очень боялась, что завод его будет утомлять».

«6 марта 1934 г., Париж

…Ты пишешь о советской школе для Сережи, но ведь это значит лишить его и себя – его семьи, а себя сына, потому что он отвыкнет от вас, а Андрюшу лишить брата. К тому же в советской России, которая так еще молода, нет ни хороших учителей, ни школы удовлетворительной, они сами об этом часто пишут. Да и неудивительно это, для этого время требуется. Да и жизнь там еще не устроилась, и