Мартин Гилберт - Черчилль. Биография
Раздраженный и обеспокоенный тем, что инсульт, который держали в строгом секрете, мог повлиять на походку, Черчилль 31 августа самолетом вернулся в Англию. Самолет приземлился в Биггин-хилл, откуда его прямиком увезли в Чартвелл. 3 сентября он отправился в Эпсом, где осмотрел Колониста Второго, скаковую лошадь, которую недавно купил. Но от публичных выступлений воздерживался до 13 октября. В этот день он произнес речь на конгрессе тред-юнионистов в Лондоне, а на следующий день – на ежегодной конференции консерваторов, тоже проходившей в Лондоне. Через шесть дней уже в Бристоле, как почетный глава университета, он произнес речь на церемонии вручения почетных ученых степеней. 21 октября выступил на ежегодной встрече ветеранов в Альберт-холле.
Всю осень Черчилль по возможности старался оставаться в Чартвелле. Там 16 сентября он подписал семилетний договор в пользу жены лорда Морана, согласно которому она должна была получать 500 фунтов ежегодно, не платя налог. Это был второй семилетний договор, подписанный в ее пользу. По курсу 1990 г. это составляло примерно 8000 фунтов стерлингов. Зная, что его доктор не богат, он настоял на этой помощи. «Надеюсь, вы не запретите мне сделать это», – написал он.
Вообще Черчилль часто помогал людям – не только финансово, но и морально. На протяжении более двадцати лет он оплачивал значительные порой долги сына, а когда первый брак Рэндольфа распался, он хорошо обеспечил Памелу. Он позаботился и о двух дочерях своей секретарши Вайолет Пирман, которая умерла вскоре после войны в возрасте сорока с небольшим лет. В 1930‑х и 1940‑х гг. несколько министров, у которых были личные проблемы, в том числе Иден, обращались к нему за помощью и получали ее. В 1937 г. Этель Сноуден, вдова одного из самых яростных его критиков, лейбориста Филиппа Сноудена, написала Черчиллю, прочитав его некролог ее мужу: «Ваше великодушие по отношению к политическим оппонентам навсегда сделало вас в моих глазах великим джентльменом. Нет никого, к кому бы я могла обратиться в случае серьезных проблем с большей уверенностью, что получу добрый прием».
В сентябре и октябре продолжалась работа над военными мемуарами. Шла постоянная правка уже написанных глав в соответствии с критическими замечаниями, которые присылали Черчиллю по его просьбе участники описываемых событий. Десятки писем с предложениями и ответами на вопросы тщательно изучались Келли и Дикином, после чего вместе с автором в текст вносились соответствующие поправки. 2 ноября в Лондоне Черчилль выступил на Национальной книжной выставке. «Писать книгу – это приключение, – сказал он. – Сначала работа – это игрушка и развлечение. Потом она превращается в хозяйку, затем – в господина, а потом в тирана. На последнем этапе, когда вы уже почти готовы смириться со своим рабством, вы убиваете этого монстра и выбрасываете его публике». «Вы должны признать, я проделал грандиозную работу», – позже, когда мемуары были уже окончательно завершены, сказал Черчилль издателю Десмонду Флауэру.
В ноябре Черчиллю исполнилось семьдесят пять лет. Четвертый том военных мемуаров был почти завершен. Небольшая задержка произошла лишь во вторую неделю декабря, когда жестокая простуда уложила его на неделю в постель в доме на Гайд-парк-гейт. Но 19 декабря он вернулся в Чартвелл «в прекрасной форме», как рассказывал Арчибальд Синклер другу. «Так же бодро и непрестанно говорит, как в былые дни, ест, пьет и курит так же ненасытно, как всегда. – Синклер добавил: – Он провел меня по фермам, показал шортгорнских и джерсейских коров, потом огромный кирпичный птичник – «Чикенгемский дворец». Рядом с ним – зловонная и грязная площадка. «Какая порода кур?» – спросил я. «Я не вдаюсь в детали», – ухмыльнулся Уинстон».
29 декабря Черчилль снова покинул Англию, отправившись в четвертую заграничную поездку за год. На этот раз он поехал на Мадейру, которую последний раз видел пятьдесят лет назад по дороге на войну в Южной Африке. Он намеревался пробыть там несколько недель, чтобы закончить четвертый том мемуаров. В начале нового года к нему присоединился Дикин. Но в первую же неделю работы Эттли объявил, что на 23 февраля назначено проведение всеобщих выборов. Черчиллю пришлось спешно возвращаться в Англию. Он улетел 12 января 1950 г. и уже на следующий день в Чартвелле провел ряд консультаций по поводу предвыборного манифеста консерваторов. Черчилль хотел особо выделить два слова: «побуждение» и «стимул».
16 января он отправил телеграмму Клементине, которая осталась на Мадейре: «Надеюсь, все приятно. Здесь сплошная работа». В тот же день он уехал в Лондон. В доме на Гайд-парк-гейт тоже ежедневно проходили консультации. «В один из дней мы провели в столовой девять часов», – рассказывал Черчилль жене 19 января. Через два дня он сделал первое предвыборное политическое выступление по радио. Он сказал слушателям, что перед ними стоит выбор: «Либо совершить очередное погружение в социализм, либо, приложив большие усилия, восстановить свободу, инициативу и предприимчивость британской жизни».
Утром 24 января Черчилль опять почувствовал себя плохо. «Все как в тумане», – пожаловался он лорду Морану. Тот заверил его, что это не инсульт. «Из-за сильного переутомления, – сказал он, – у вас происходят артериальные спазмы».
Предвыборная кампания продолжалась. Чтобы готовить выступления, Черчилль пригласил в помощь двух молодых людей – Реджинальда Модлинга, будущего канцлера Казначейства, и Джорджа Криста, редактора еженедельника Консервативной партии. Они помогли ему подготовить речь для выступления в его избирательном округе 28 января, в которой он обрушился на национализацию, проведенную лейбористским правительством. В 1945 г. был национализирован Английский банк, в 1946-м – уголь, гражданская авиация и транспорт, в 1947-м – электричество, в 1948-м – газ. Билль о черной металлургии, принятый во втором чтении в ноябре 1948 г. и для вступления в силу ожидавший лишь победы лейбористов, «мы аннулируем», заявил Черчилль. Это обещание он повторил 4 февраля в Лидсе.
Из Лидса Черчилль переехал в Кардифф, где процитировал слова Ллойд Джорджа, сказанные двадцать пять лет назад: «Социализм – это общность в оковах». Из Кардиффа Черчилль уехал в Девонпорт, чтобы выступить в предвыборной кампании Рэндольфа. Потом отправился в Эдинбург, где 14 февраля говорил о своей надежде найти «более возвышенное и благородное основание для мира», чем атомная бомба. Он сказал, что «не может не возвращаться к мысли о новых переговорах с Советской Россией на самом высоком уровне». Затем, впервые употребив слово «саммит», в смысле переговоров мировых лидеров, он сказал: «Меня привлекает мысль приложить максимум усилий для наведения мостов между двумя мирами, чтобы каждый жил своей жизнью, если не в дружбе, то, по крайней мере, без ненависти холодной войны. Постарайтесь запомнить мои слова, потому что я не всегда оказываюсь не прав. Невозможно представить, что можно ухудшить положение дел переговорами».
Выразив надежду, что переговоры на саммите могут способствовать окончанию холодной войны, Черчилль вернулся в Лондон, а оттуда – в Чартвелл. На следующий день, 16 февраля, широко распространилось известие о его смерти. Он немедленно сделал заявление для прессы: «Из многих источников меня проинформировали, что сегодня утром я умер. Это абсолютная ложь, но яркий пример развернувшейся ныне клеветнической кампании. Было бы куда профессиональнее попридержать эту дезинформацию до дня выборов».
В предвыборном политическом обращении Консервативной партии по радио 17 февраля Черчилль призвал Британию «одним движением плеч стряхнуть с себя» социализм. Затем уехал в Манчестер и последний раз выступил перед днем голосования. 23 февраля он проголосовал в своем избирательном округе и вернулся домой на Гайд-парк-гейт, чтобы следить по радио за первыми итогами голосования. Их начали объявлять под утро, а к полудню 24 февраля стало ясно, что лейбористы остаются у власти. Но, принимая во внимание девять мест либералов, лейбористы сохранили перевес всего в шесть голосов.
Оба зятя Черчилля, Дункан Сэндис и Кристофер Соумс, победили в своих округах. Рэндольф проиграл, хотя и немного. Это была его четвертая неудачная попытка пройти в парламент. Черчилль остался лидером оппозиции. В консервативных кругах начались разговоры о замене его на более молодого, скорее всего – на Энтони Идена. Но Черчилль был уверен, что сумеет привести партию к победе на следующих выборах, ждать которых оставалось недолго. Один проигравший кандидат, Энтони Барбер, который через двадцать лет станет канцлером Казначейства, написал ему: «Для большинства молодых кандидатов, таких как я, является источником огромного вдохновения иметь у руля человека таких личных качеств и с таким опытом, как вы. Надеюсь, вы не сочтете дерзостью или банальностью, если я скажу, что ваше руководство после окончания войны было одним из важнейших факторов, которые вернули нашу партию на ее нынешнюю позицию».
