Павел Игнатьев - Моя миссия в Париже

На следующий день, 1 декабря 1916 года, я уехал из Петрограда, где прожил лучшие годы своей молодости, которые никогда не возвратятся. Такое же чувство грусти охватило меня, что и при моем отъезде из Парижа. Оно угнетало еще более тяжко, поскольку мне казалось: рвутся тысячи нитей, связывающие меня с нашей столицей, и все уходит - Император, семья, Родина.

Николай II и сепаратный мир

Как я уже писал в предыдущей главе, после восьмимесячного пребывания за границей со специальной миссией я был внезапно вызван в Россию осенью 1916 года. На финской границе мне вручили телеграмму: "Полковнику Игнатьеву предлагается немедленно явиться в Ставку в Могилев".

Какова была причина столь внезапного вызова? В недоумении, не теряя ни минуты, я отправился на Юго-Западный фронт, где меня ждал генерал Духонин.

- Рад вас видеть, - сказал он. - Я знаю о телеграмме, посланной вам в Хапаранду.

- Могу ли я, ваше высокопревосходительство, узнать мотивы моего вызова из Парижа и этого телеграфного приказания?

- Я осведомлен не лучше вашего. Поезжайте в Могилев и доставьте мне одолжение, сообщив детали.

Спустя три дня я был в Могилеве и представился генерал-квартирмейстеру Пустовойтенко{35} в его скромном кабинете.

- Имею честь явиться по вызову вашего превосходительства.

- Вы проявили расторопность, это похвально.

- Могу я знать причины моего вызова?

- Не беспокойтесь. Об этом поговорим после. А пока, поскольку вы без должности, не хотите ли понаблюдать за работой Ставки?

- Я в вашем распоряжении, ваше превосходительство!

Что означали эта сдержанность и оказанный прием? Разные мысли мелькали у меня в голове, горькие мысли. Меня должны разжаловать, и наши враги, без сомнения, причастны к этой низкой интриге. Моя служба им слишком мешала. Но каким влиянием они пользовались здесь, если их так хорошо слушают? Кто шпионит в пользу Германии? Смогу ли я когда-нибудь их разоблачить и дадут ли мне возможность для этого?

Что касается управления генерал-квартирмейстера при Верховном главнокомандующем, я вскоре определил его слабые места и обратил внимание на полное отсутствие организованности. Полковник Скалон{36}, который руководил им, был офицером отважным, честным и верным; он доказал это, отказавшись подписывать мир в Брест-Литовске, и своей жизнью заплатил за верность Родине и союзникам. Но на мой скромный взгляд, он не был достаточно квалифицирован для занимаемого им поста. Под его началом находилось пять или шесть офицеров, работа которых равнялась нулю, поскольку все руководство разведкой и проверка сведений были поручены штабам различных фронтов, подчинявшихся Главному управлению Генерального штаба в Петрограде.

Какая разница с тем, что я видел во Франции в штабе маршала Жоффра! Под командованием знаменитого специалиста, полковника Дюпона двадцать офицеров трудились день и ночь, а их работа была точной и скоординированной. Сравнение было явно не в нашу пользу, и я был сражен этим обстоятельством.

Мы часто сталкивались за обедом с генералом Пустовойтенко. Однажды, выйдя из-за стола, он обратился ко мне:

- Полковник, зайдите ко мне вечером.

Я не замедлил явиться в срок и удостоился сердечного рукопожатия генерала. От сердца отлегло, мое лицо, до этой минуты мрачное, просветлело.

- Полковник, - сказал Пустовойтенко, - вы удивлены вашим внезапным отзывом?

- Ваше превосходительство, я до сих пор спрашиваю себя, в чем меня упрекают?

- Ни в чем. Произошло досадное недоразумение. Плохая расшифровка телеграммы вызвала здесь неудовольствие вами, а вы знаете, что повсеместная нервозность - плохой советчик.

- Счастлив, что вы сообщили об этом, ваше превосходительство, у меня с души словно камень упал. Могу ли я возвратиться на Юго-Западный фронт, где меня ждет генерал Духонин?

- Добавлю, что по согласованию с генералом Алексеевым мы решили направить вас в Париж, на этот раз с официальным титулом представителя первого генерал-квартирмейстера. Вы будете руководить разведслужбами всех фронтов.

- Не могу выразить, ваше превосходительство, как я польщен знаком столь высокого доверия.

- Вы его заслужили. Можете встретиться с генералом Духониным и сообщить о вашем новом назначении.

Прекрасный штиль после бури! Все изменилось в несколько минут. Какая странная жизнь! Вчера меня подозревали, а сегодня хвалят! По дороге домой я еще раз поразмыслил на эту тему. Действительно, у себя я нашел записку начальника личной охраны государя, генерала Воейкова{37}, в которой говорилось, что государь удостоил меня чести быть приглашенным на следующий день к обеду.

Известно, что великий князь Николай был назначен командующим русскими войсками на Кавказе. Это перемещение удивило всех, поскольку все знали преимущества великого князя в военном деле. Верховный главнокомандующий хотел все держать в своих руках - как руководство войсками, так и снабжение армии продовольствием и боеприпасами. Это было логично. Двойственность командования привела к поражениям. Генштаб в Петрограде был не способен заниматься военными операциями, а министры не проявляли ни рвения, ни нужной компетентности, чтобы удовлетворить бесконечные запросы армии. Велась подспудная борьба. Государь, которого я не могу судить, считал, что правильно сделал, приняв это нелогичное решение. Он послал великого князя командовать другим, весьма второстепенным фронтом, и решил лично отправиться к войскам. Увы, ошибки, которые хотел исправить великий князь, вновь повторились и усилились, и общий развал возрос. Государь проявил себя нерешительным и слабым в тот момент, когда были нужны сильный кулак и несгибаемая воля. Его половинчатая позиция явилась причиной его гибели и нашего полного поражения со всеми вытекающими последствиями.

На следующий день в небольшом скромном зале, похожем на провинциальный, собрались главы иностранных военных миссий, несколько генералов и высших офицеров, прибывших с фронта. Все были в полевой форме, без наград. Государь, о прибытии которого не объявлялось, появился также в военном мундире. Очень простой, сердечный, со слегка наклоненной головой, словно ее тяготили многочисленные заботы, он пожал руку каждому приглашенному, сказав ему несколько любезных слов, и сел за стол. Обед проходил без всякой торжественности, без многочисленных смен блюд; он закончился очень быстро и походил на солдатский завтрак.

Перед этой нарочитой простотой я вспомнил о строгом протоколе, которому должен был подчиняться каждый приглашенный, входящий во дворец в Петрограде, о многочисленных высших сановниках в парадных мундирах, которых встречало несчетное число лакеев с каменными лицами. Когда император появлялся в сопровождении свиты, каждый ему низко кланялся. Ни одного слова, ни одного непредусмотрительного жеста. Суверен, являющийся одновременно духовным владыкой, жил в баснословной роскоши. Стол, покрытый великолепными скатертями, уставленный драгоценной посудой, старинным серебром, был необыкновенно изобильным; за спиной каждого приглашенного стоял лакей. Царил этикет.