Дан Сегре - Мемуары везучего еврея. Итальянская история

Отец говорил очень тихо, почти шепотом, как будто просил прощения за свои слова. Воцарилась тишина. После долгого молчания Этторе Овацца сказал: «Как вам будет угодно. Если вы измените свое мнение, дайте мне знать». Потом он осведомился о моих занятиях, поинтересовался фермой и здоровьем моей матери и сестры. Перед уходом гостей отец угостил их роскошными грушами. Они поблагодарили его и поздравили с тем, что он живет, как Цинциннат[32]. Несколько недель спустя они сожгли помещение редакции и типографию журнала «Израиль».

Когда отец услышал об этом, он позвал меня в свой кабинет и сказал, что согласился отпустить меня из Италии, не важно куда. Для молодого еврея нет будущего в Италии. Я сказал ему, что, как мне стало известно, можно получить вид на жительство в Палестине для «капиталиста», если вложить в Английский банк депозит в тысячу фунтов стерлингов. Отец прекрасно знал, что нелегально вывозить итальянскую валюту за границу весьма рискованно, и отправился прямо в Турин к шефу фашистской полиции и спросил его напрямую, предпочитает ли он, чтобы деньги были переправлены легально или чтобы он, мой отец, стал преступником. Партийный босс, рискуя головой, помог ему переправить деньги. В то время за такое полагалась смертная казнь. Сам факт, что иммигрировать в Палестину мне помог фашистский функционер, и сегодня не только кажется мне гротескным, но и служит свидетельством той нереальной ситуации, в которой еврей в Италии мог еще жить.

В мае 1939 года Муссолини приказал провести большие маневры вдоль французской границы. Мэр Говоне позвал моего отца и сказал, что, возможно, дуче проедет по виа Маэстра и поэтому необходимо украсить длинную стену нашего поместья, выходящую на эту улицу. Стена была белой и гладкой и как нельзя лучше подходила для того, чтобы развесить на ней цитаты из речей Муссолини. Мэр знал, что мой отец был евреем, но, помня о его фашистском прошлом, решил предоставить отцу выбор наиболее подходящих изречений. Отец избрал слова Муссолини «Много врагов — много славы». Мэр решил оставить стену голой, как она есть, и в конце концов дуче выбрал другой маршрут.

1 сентября 1939 года немцы вторглись в Польшу. То была пятница. В этот вечер я попросил отца произнести благословение вина: с тех пор как начались гонения, кидуш стал у нас нормой. Отец благословил нас с сестрой еще и благословением коэнов, как принято делать в итальянских общинах по большим праздникам. Он простер ладони над нашими головами и произнес на иврите три фразы о восславлении Господа и страхе перед ним, которые взволновали даже нашу мать, в то время в глубине души уже перешедшую в католичество. В тот вечер я присовокупил к кидушу и краткую молитву по-итальянски, внезапно пришедшую мне на ум, — я просил Всевышнего дать нам силы пережить все ожидающие нас опасности и тяготы войны, чтобы по ее окончании мы воссоединились, здоровые и уверенные.

Решение о нашем расставании было уже принято бесповоротно, и мои родители понимали, что я прощаюсь с ними, с домом, с Италией — с нашей совместной жизнью. Через три дня я отплыл на корабле, принадлежавшем моему дяде, который совершал регулярные рейсы между Триестом и Тель-Авивом. Передо мной открылась новая жизнь, к которой я был подготовлен разве что в мечтах.

Глава 4

Могильный склеп

Я унаследовал от отца фамильный склеп на еврейском кладбище в Турине и маленький домик в небольшой деревне близ города Альба. С годами стоимость склепа возросла, а домика — упала. Мне многократно предлагали продать их, однако я никогда не заставлю себя сделать это, хотя деньги, несомненно, пригодились бы.

Странно видеть, как на еврейском кладбище Турина, этом гетто мертвых, община усопших заняла в течение столетия место общины живых. Пьемонтские евреи все больше и больше распространялись по разным странам, культурам и религиям, отличным от культур и религий их предков. Под землей же из года в год новые обитатели прибывали на место, вырасти которому нет возможности. Поэтому цены на место на кладбище постоянно растут, вне зависимости от колебаний цен на недвижимость и нефть, которые никому в могилах уже не нужны. Еврейское кладбище Турина находится рядом с христианским и состоит из двух частей, старой и новой. На старой части многие памятники осели в землю, имена на них стерлись, и «капеллы» увековечивают потускневшую славу неизвестных семей, когда-то богатых и влиятельных. Здесь находятся могилы еврейских баронов, консулов, банкиров, армейских офицеров. Все они, судя по надписям на памятниках, вели образцовую жизнь, были преданными семьянинами; эти люди передвигались в каретах, пока кареты не сменили автомобили. Только могильные надписи и некрологи в старых газетах доказывают, что они на самом деле жили. У евреев нет обычая помещать на памятниках под овальным выпуклым стеклом фотографии умерших, как это принято на итальянских христианских кладбищах. Запрет иудаизма на изображение людей до сих пор силен. Мы еще помним заповедь: не сотвори себе кумира. Но даже без фотографий одних дат — 1840, 1861, 1914 — достаточно, чтобы посетитель задумался о жизни людей, чьи имена указывают на их древнее происхождение в далеких местах: Франции и Корфу, Испании и Мантуе. Одна из самых дорогих мне книг моей библиотеки — «Официальный и окончательный список пьемонтской аристократии, составленный в 1886 году во время царствования короля Умберто I»[33]. Среди сотен имен герцогов, маркизов, графов и баронов есть с полдюжины имен еврейских аристократов, все они только недавно приобщились к знати, и родиной их названа Палестина. Некоторые из них похоронены на старом еврейском кладбище Турина. Похоже, что никому из них не удалось передать свои титулы потомкам на более чем столетний период, и это после двух тысяч лет скромной истории их семей под сенью иудаизма. Слава, приобретенная в современном мире за пределами гетто, съела, по-видимому, их племенную жизненную силу, не пощадив даже Ротшильдов. Надписи на памятниках этих знаменитых, влиятельных евреев, оставшихся без наследников, всегда означали для меня их вторую смерть вдобавок к первой, физической: «большая заслуга» «дорогих ушедших» перед их «неутешными близкими» состояла в самом факте их выхода из социальной конкуренции. Таким образом, большинство памятников лишены будущего — вихри жизни разбросали следующие поколения по разным местам, чаще всего — за забор, где хоронят выкрестов. Новая же часть кладбища подает тем не менее признаки жизни: могилы ухожены, цветы в вазах меняют часто, и иногда можно встретить родственников, наносящих визит усопшим.