Борис Смирнов - От Мадрида до Халкин-Гола

Испанцы вопросительно смотрят на нас. Мы с Петром Бутрымом дополняем. Говорю я и беспокоюсь, сможет ли Иван Кумарьян точно перевести:

— Знаем Валерия Павловича, он прилетал к нам на аэродром еще в тысяча девятьсот тридцать пятом году, чтобы помочь освоить новый тип истребителя, самолет И-шестнадцать. Чкалов испытывал этот самолет, и вот теперь мы летаем вместе с вами на том самом самолете, который вы называете «мошкой».

Испанцы смотрят на свои самолеты, смотрят на нас с таким удивлением, будто мы перелетели вместе с Чкаловым через Северный полюс.

Но нам пока приходится перелетать только линию фронта у Мадрида. Мы прекрасно понимаем, что не меньшая опасность грозила экипажу, перелетевшему Северный полюс, и считаем Чкалова лучшим летчиком мира.

Все разбрелись в разные стороны, чтобы никто не мешал читать. Словно целый год мы не были на Родине. Как трудно жить вдали от нее даже месяц…

Но чтение прерывает тревога. Взлетаем. День, наверно, сегодня счастливый — видим только «пятки» противника. При нашем приближении «фиаты» быстро сматываются за линию фронта.

Солнце, или, как мы говорим, «шарик», висит еще над Гвадаррамой, когда на востоке появляются темно-синие дождевые тучи. Они ползут тяжело, медленно охватывая небосклон. Погода хмурится. Лучшего сегодня и желать нельзя. Праздник так праздник! Авось зеленая ракета — сигнал об окончании летного дня — взовьется сегодня на часок раньше захода солнца.

И это желание сбывается. Сегодня нам необыкновенно везет. Маноло открывает дверцу машины перед Минаевым.

— В город? — спрашивает, улыбаясь.

В город — это значит не сразу в Бельяс Артэс, а с заездом в кафе или кино. Такое удовольствие выпадает на нашу долю не часто.

В машине мы снова вытаскиваем из карманов аккуратно сложенные газеты и пытаемся читать при тусклом освещении.

В этот вечер я, конечно, не мог и предположить, что без малого через год буду часто встречаться с Чкаловым в кругу общих друзей. Валерий Павлович особенно сблизился с Анатолием Серовым, они были немного похожи друг на друга своими бунтарскими характерами и очень часто сходились во взглядах, обсуждая проблемные вопросы авиации.

Чкалов не скрывал своей зависти к нам, высказывая мысль, что для летчика-испытателя бои с фашистами в Испании — самая лучшая проверка всех его качеств, он не раз сетовал, несмотря на веские доводы, что его не пускали в Испанию. Мы-то знали, почему его не пускали: в Чкалове видели человека, которому суждено двинуть далеко вперед перспективы развития авиации.

И не думали мы о том, что вскоре нам троим — Серову, Якушину и мне — придется выполнить от лица всех советских летчиков печальную миссию — пилотировать над Красной площадью в день похорон Чкалова.

Маноло везет нас осторожно, чтобы можно было спокойно читать. Но наше молчание его не очень устраивает. Маноло любит поговорить.

— Я очень рад, — произносит он нарочито спокойно, размеренно, словно размышляя вслух. — Я рад, что вам удастся сегодня немного отдохнуть. Последние дни вы все время находитесь в воздухе, а на землю садитесь только для того, чтобы забрать бензин и патроны.

Мы уже знаем, что Маноло будет продолжать свою речь до тех пор, пока кто-нибудь не вступит с ним в разговор.

— Ты преувеличиваешь, Маноло! — выручает нас Минаев, позволяя нам продолжать чтение. — Арифметика простая: четыре-пять вылетов в день, продолжительность каждого — один час десять минут, итого шесть часов в воздухе.

— Шесть часов в воздухе! — восклицает Маноло. — Шутка сказать! Простому пассажиру, сидя в мягком кресле, шесть часов в воздухе и то покажутся настоящей пыткой, а на истребителе, да еще в бою… Нет, это немыслимо!

— Правильно, Маноло! Это немыслимо. Если бы я пролетел такое время в мягком кресле, меня, наверное, вынесли бы из самолета на носилках, — смеется Минаев.

— Вы шутник, камарада Алехандро! — улыбается в ответ наш шофер. У него, как и у нас, превосходное настроение.

Останавливаемся перед кафе «Алкала». Это около площади Пуэрто-дель-Соль. Бойкое место для такого заведения, однако нередко бывают дни, когда кафе пустует. Фашисты почему-то особенно усиленно обстреливают этот район. Хозяин вздыхает:

— Действительно, бойкое место — только и жди снаряда. Это отпугивает клиентов.

Недавно большой осколок выбил стекло огромного окна, возле которого мы сидели. Посетители моментально бросились на улицу. Хозяин кафе уже привык к подобным передрягам — поднял осколок, положил его на поднос и, сокрушенно качая головой, удалился за стойку.

Что до нас, то нам нравится «Алкала» по той причине, что от него рукой подать до Бельяс Артэс. Приглашаем с собой Маноло. Внезапно пропадает вся его живость. Он никак не может привыкнуть к тому, что мы относимся к нему по-товарищески не только в разговорах.

— Это неудобно, — смущается он. — Я простой шофер, и мне с вами не положено сидеть за одним столиком. Я лучше подожду в машине.

— Маноло, уже в третий раз говорю, что мы считаем тебя товарищем, помощником, а не слугой! — сердится Минаев. — У нас нет слуг.

Маноло вздыхает, восхищенно смотрит на Минаева, но заходит в кафе все же последним, пропуская нас вперед.

— Долго засиживаться не будем, — предупреждает Минаев. — Бокал вина, чашка кофе — и хватит.

Чтобы скорее привыкнуть к необычной обстановке, наш водитель залпом выпивает большой бокал вина. И сразу же заинтересовывается соседями, сидящими рядом за столиком. Они часто поглядывают в нашу сторону и оживленно беседуют.

Мы разговариваем, не спеша потягивая вино. Маноло внимательно слушает соседей.

— Вы знаете, о ком они говорят? — шепчет он Минаеву. — О вас. Они не подозревают, что я испанец. А я все слышу. Они говорят, что вы русские и фашистские летчики вас боятся.

— Позволь, Маноло, ведь они нас видят впервые.

— Это неважно, — безапелляционно отвечает Маноло. — Добрая половина жителей Мадрида ежедневно наблюдает за вашими полетами, слух о вас давно распространился по всему городу. Мадрид стал чувствовать себя спокойнее, когда в небе появились русские летчики.

Маноло говорит пока на очень ломаном русском языке. Откуда он его знает? Как только в Мадриде появились первые советские добровольцы, Маноло решил, что его главная партийная обязанность — учить русский язык. Теперь словарь всегда с ним.

Уже темнеет, когда мы выходим на улицу. Но возвращаться в Бельяс Артэс, пожалуй, рановато.

— Саша, может, зайдем в кино?

Зашли — и едва не испортили себе чудесно начавшийся вечер. Шла картина какой-то американской фирмы под названием «Женщина-вампир». Женщина необычайной красоты усыпляла своих поклонников и высасывала из них кровь. Первым на четвертой части (а их было одиннадцать!) не выдержал Бутрым, встал и бросился к выходу, за ним последовали все остальные.