Венеция – это рыба. Новый путеводитель - Тициано Скарпа
Второе, более радикальное средство, – новостройка. К сожалению, средство это малоприменимо, поскольку в центральной части города негде поставить даже конуру. Венеция завалена прошлым, и оно, на беду, восхитительно. Поэтому при каждом удобном случае архитекторы заботятся о том, как бы дать роздых венецианским зрачкам. Сядь на вапоретто, следующий по Большому каналу. Ему словно мало четырех километров дворцов вдоль S-образного изгиба водной артерии. В конце канал соединяется с акваторией Сан-Марко. Ты едва оставила позади базилику делла Салюте и стрелку Таможни, а тебя уже поджидает остров Сан-Джорджо. Это справа, а слева тут как тут Монетный двор, библиотека Марчиана, Часовая башня, базилика Св. Марка, кампанила, Дворец дожей, Мост вздохов, Темницы! Тебя сейчас подкосит, и ты упадешь без чувств: красота милосердно добивает тебя. Но в самый последний момент на выручку поспевает первый фасад гостиницы «Даниэли». Ты приходишь в себя, обратив взгляд на этот жутковатый бункер уюта. Разве можно остаться в живых у Сан-Моизе, если бы рядом не было гостиницы «Бауэр Грюнвальд»? Сердечное вам спасибо, современные архитекторы, зрительная вам благодарность за головной офис Сберегательной кассы на кампо Манин, за конторы собеса, департамента здравоохранения и энергосбыта на рио Ново, а также управление страхования при травмах на производстве, что на калле Нова ди Сан-Симон.
Вот почему город так почитает святую Лючию, покровительницу зрения. Каждый год тринадцатого декабря люди идут в церковь Св. Иеремии. За алтарем выстраивается очередь к хрустальному гробу, чтобы помолиться у мощей святой. До шестидесятых годов можно было заглянуть прямо в полые глазные впадины Лючии, ее иссохшее лицо было выставлено на обозрение верующих. Венецианцы обменивались со святой целебными взглядами. Пронзительные и до крайности взволнованные, эти взгляды устремлялись на увечные глаза, вырванные у святой во время ее мученического подвига. Главное было широко распахнуть глаза перед пустыми глазницами Лючии. Это считалось панацеей. Зрачки венецианцев начинали слезиться, хрусталики, замутненные красотой их города, промывались, повинные сетчатки очищались от эстетических шлаков, накопленных за год. Ужас отпускал красоте ее прегрешения.
Увы, патриарх Венеции Альбино Лучани, перед тем как стать папой Иоанном Павлом I и объявить всему честному народу, что Бог – это Мама, распорядился закрыть лик святой миловидной серебряной маской.
Венеция стоит на трупе. Украденные тысячу лет назад останки Святого Марка обеспечили ей независимость. Возможно, поэтому в городе прижились несколько почитаемых мумий в стеклянных раках: Святая Лючия Сиракузская, Святой Иоанн Милостивый в церкви Сан-Джованни-ин-Брагора; пара египетских мертвецов в археологическом музее на площади Сан-Марко, саркофаг Нехмекета и нескольких армянских пресвитеров с растянутыми ноздрями для извлечения мозга в ходе процедуры бальзамирования на острове Сан-Ладзаро-дельи-Армени; чудотворная жрица крокодилов в музее естествознания в здании фондако[92] дей Турки. Жрица возлежит посреди зоопарка из чучел диких животных и коллекции оружия, предметов быта и произведений африканского искусства девятнадцатого века. Ее привез в город самый неизвестный, невезучий и недооцененный из легендарных венецианских путешественников. В середине девятнадцатого века не только англичане и французы отправлялись на поиски истоков Нила. Джованни Миани почти достиг цели и открыл их. Он исходил Африку вдоль и поперек, выменивал на разные товары дорогущий муранский бисер (контарие[93]) – иначе ничего не купишь в тех землях, где нет денег; перенес дизентерию и наводнения, преодолел международный бойкот и насмешки на родине; сам выдергивал у себя зубы, ездил верхом на быке, после того как у него издохла ослица; препятствовал попыткам недоверчивых туземцев сбить его с пути, пресекал ночные побеги носильщиков. Миани занемог в нескольких днях ходьбы до озера Ньянца и вынужден был повернуть назад. Он предполагал вернуться, однако, спустя пару лет его обошли на финишной прямой Джон Хеннинг Спик и Джеймс Огастес Грант.
Вот как Миани описывает раку с мощами: «Я увидал через стекло мумию со златым ликом. Обрели ее в пещере против Манфалута, над хребтом Аравийским, где покоится несметное число забальзамированных крокодилов. В глубине той пещеры я отыскал человеческие тела, кои погребены средь крупных рептилий, как здесь и показано. Мумию обнажили, и мы знаем, что это женщина, а посему полагаю, что она была одной из упомянутых Геродотом жриц, кормивших священных амфибий и после смерти захороненных вместе с ними».
До Марка Евангелиста святым покровителем города был Теодор, по-венециански Тодаро. Традиция делит этого святого пополам – на полководца и воина, чтобы запутать следы. Но изначально в истории о нем сказано ясно: Теодор не хотел приносить жертвы языческим богам, поэтому ночью он поджег храм Кибелы. Древние венецианцы приняли покровительство святого-террориста, но затем отмежевались от него и отделили от земли, приговорив к стоянию на вершине одной из двух колонн площади Сан-Марко, на берегу акватории. Так в Венеции Теодор превратился в столпника, кающегося отшельника, который расплачивается за свои грехи на капители, в пятнадцати метрах от земли. Он будет жить вечно вместе со своим врагом – змием, простершимся у его ног. Возможно, это свирепое чудище – зло, которое никогда не победить окончательно. А может, это раскаяние святотатца-поджигателя.
Венеция подвергалась бомбежкам в различных войнах. К счастью, не слишком сильным, если не считать потолка церкви дельи Скальци. Его уничтожили австрийцы во время Первой мировой войны, раскрошив и фреску Джамбаттисты Тьеполо. Закрой глаза и представь, что Венецию, как и многие другие европейские города, сровняли с землей и отстроили заново. Открой глаза и посмотри на восстановленный город. Ты стоишь на вершине моста Конституции работы архитектора Сантьяго Калатравы. Поворачиваешься к пьяццале Рома. Слева направо видишь тонкую кирпичную трубу бывшей табачной фабрики, темный остроконечный профиль нового здания суда, гараж 1930-х годов, на риве – служебные склады, занятые супермаркетами, а на другом берегу канала – здания, пристроенные к вокзалу. Налицо все характерные приметы: вода, каналы, ривы, мосты. Только это уголок современной Венеции, частичка сравнительно недавней архитектуры по сравнению с остальным городом. Ты стоишь на мосту Калатравы и думаешь, а можно ли было выстроить Венецию с нуля, в XX веке или позже. Конечно, при имеющихся технологиях это было бы проще. Но дело не в том, было ли бы это возможно. Вопрос в том, было ли бы это допустимо. Смогли бы мы сегодня задумать такой город? Хватило бы у нас моральной и творческой энергии, чтобы додуматься до такого? Возвести город именно здесь?
Некоторые современные архитекторы попытались переосмыслить социальное жилье. Луиджи Бортолуцци в Сан-Джироламо, Витторио Греготти в районе Саффа
