Владимир Некрасов - На крыльях победы

На другой день наша четверка снова поднялась в воздух. Вскоре мы встретились с четырьмя «фоккерами», которыми управляли, очевидно, опытные летчики. Они сразу же завязали бой. Он был скоротечным, но очень напряженным. Я, увлекшись погоней за одним фрицем, чуть сам не стал жертвой: ко мне пристроился немец и уже готов был открыть огонь, но это заметил Саша и, сбив гитлеровца, спас меня.

Обозленный своим промахом, я насел на очередного «фоккера». Пылая, как смоляной факел, он рухнул на землю. Пусть земля советская не будет тебе пухом!

На аэродром мы возвращались на изрядно потрепанных машинах, с последними каплями горючего в баках.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал нам командир полка.

Самолеты машинами оттаскиваются от стоянки. Я осматриваю свой «як». У него разбито хвостовое оперение и перебита верхняя часть фюзеляжа. У Сашиного самолета тоже есть повреждения — две пробоины в руле поворота.

Но это мелочь по сравнению с тем, что из полета не вернулись Дима Митрофанов и Витя Бродинский. «Не вернулся из полета»! Как часто нам приходилось слышать эти слова, за сухой лаконичностью которых скрывалась судьба наших товарищей! Война, война! Сколько жизней отобрала она!.. Как всегда, надеемся на благополучное возвращение друзей, а утром — новая горестная весть: вылетавший на разведку Лобастов тоже не вернулся.

В эскадрилье нарастала тревога. Молодые, необстрелянные лётчики совсем приуныли. А тут еще каждую ночь яростные бомбежки немцев. Нет ни сна, ни покоя. Не надеясь на точность бомбометания, гитлеровцы перешли, так сказать, к психическим атакам: появлялся один самолет и, отбомбившись, уходил; за ним прилетал второй, потом третий, и так всю ночь до рассвета. Мы размещались на четвертом этаже дома, что стоял около церкви. А она была прекрасным ориентиром для немцев.

Первые дни, когда начинали бить зенитки, мы сбегали в подвал и на рассвете прямо оттуда уезжали на аэродром. Невыспавшиеся, мы были плохими истребителями. Летали вяло, были менее внимательны. Дошло до того, что начали спать в кабинах, на плоскостях, а это, помимо всего, при сырой и холодной мартовской погоде повлекло за собой заболевания...

...Неожиданная радость! Вернулся пешком, с парашютом на плечах, Лобастов, а следом за ним на своем самолете приземлился Витя Бродинский. Наши товарищи, о которых мы так беспокоились, снова с нами. Мы передавали их из объятий в объятия, расспрашивали, что с ними приключилось.

Витя Бродинский рассказал нам, что во время боя был подбит самолет Митрофанова и Дима спрыгнул на парашюте. Что с ним — Бродинский не знал. Сам он тоже был вынужден сесть на другом аэродроме из-за повреждения мотора.

Возвращение товарищей приподняло наше настроение. Однако проклятые зенитки по-прежнему изводили нас. Кажется, на пятнадцатые сутки я с группой товарищей ушел не в подвал, а на холм, что был метрах в пятистах от нашего дома. Едва мы тут устроились, как появился вражеский самолет и сбросил на парашюте осветительную ракету. Ее ослепительный свет в дополнение к полной луне хорошо помогал фашисту. Наши мелкокалиберные зенитки захлебывались в залпах, но сбить ракету было трудно. Тем временем гитлеровец сбросил первую бомбу. Она с нарастающим воем и свистом приближалась к земле.

Вдруг вой оборвался, взметнулось огромное пламя взрыва, а земля под нами задрожала...

Перед рассветом одна бомба попала в речку, что была за холмом, на котором мы лежали. Взрывной волной нас притиснуло к земле. Было такое впечатление, будто накрыли мешком и ударили по голове огромной подушкой, в ушах звенело. Мы протирали глаза, отряхивались от засыпавшей нас земли и вдруг заметили в небе красное пламя. Это горел подбитый немецкий бомбардировщик. Он повернул к линии фронта. Неужели уйдет? Зенитная артиллерия сосредоточила на нем огонь. Пламя на самолете разгоралось все сильнее. И вот мы увидели в сереющем небе, как от самолета отделилось несколько точек и затем раскрылись парашюты, а самолет перевернулся и с огромным красным султаном огня пошел к земле. Через несколько секунд до нас донесся гул далекого взрыва.

— Ура! — закричали мы во всю мочь. Но мне показалось, что кричу только я один и притом очень тихо, а другие просто открывают рты. То же самое думали и товарищи, которые смотрели на меня. И тут только мы догадались, что оглушены взрывом. К счастью, это была легкая контузия, она скоро прошла. После мы долго шутили друг над другом, вспоминая, как «беззвучно» открывали рты...

Через несколько дней мы с Сашей стали именинниками в дивизии. В свежем номере фронтовой газеты появилась статья, которая называлась: «Воевать так, как воюют братья Некрасовы». Когда я начал читать ее, лицо мое залила краска. Конечно, было приятно, что нас хвалили и ставили в пример другим, но мне казалось, что автор был слишком щедр на громкие, напыщенные слова и преувеличивал наши заслуги. Мы с братом были всегда одного мнения о себе: воюем, как все рядовые летчики, и только. Все же мы не удержались и, вырезав статью, которая занимала почти полосу газеты, послали ее матери. Как потом я узнал, эта статья доставила маме огромную радость и долго ходила по рукам жителей села Вятское, где тогда жила мать. В селе не было человека, который не прочел бы вырезку и не сказал матери несколько приятных слов о ее детях.

Естественно, что после этого мы как-то очутились в центре внимания и товарищей и командования, а это накладывало на нас большую ответственность. И мы боевыми делами старались оправдать похвалу, которую рассматривали как своеобразный аванс.

К наиболее интересным заданиям, выполненным в те дни, я отношу фотографирование станции Мацеюв, что находилась западнее Ковеля. Станция была важным перевалочным пунктом немцев — через нее они снабжали фронт боевой техникой и пополнением для своих быстро тающих рядов.

Погода, помню, стояла крайне неблагоприятная для нас: небо чистое, солнце яркое. И «батя» перед вылетом сказал нам:

— Ну, сынки, трудно вам нынче придется. На виду у фрицев будете все время. А лететь надо. Срочно нужна фотография станции с эшелонами, что стоят сейчас там.

Армашов говорил с улыбкой, стараясь придать нам большую уверенность, но я чувствовал, что он очень беспокоится за нас. С секунду помолчав, «батя» добавил:

— Вы же герои теперь на весь фронт. В воздух, орлы!

Мы набираем большую высоту и пытаемся зайти с запада, чтобы немецкие зенитчики приняли нас за своих. Но фрицы разгадали нашу хитрость. Заградительный огонь сразу же принял огромную силу. Я не успел закончить съемку станции и был вынужден уйти, чтобы не быть сбитым. Неудача огорчала нас. Неужели возвращаться, не выполнив приказа? И это после такой похвалы? Нет, задание будет выполнено.