Потерянный и возвращенный мир. Маленькая книжка о большой памяти (сборник) - Александр Романович Лурия
Все это обнаружилось уже в первые дни – в полевом госпитале.
«После обеда, когда все улеглись спать, мне вдруг захотелось… помочиться, т. е., попросту говоря, мне нужна была “утка”… но вот сложный вопрос, как вспомнить это слово, чтобы позвать няню. Но я никак не мог вспомнить это слово “утка”, хотя я не раз называл слово и сам подчас вспоминал (после ранения стал понимать смысл этого слова), но на этот раз, когда нужно было вспомнить это слово, я не мог его вспомнить… Какая-то бесконечная помеха в памяти, в каждом слове не дает мне возможность вспомнить то или иное слово, в данном случае “утка” и “судно”…
Я не мог почему-то, не мог вспомнить названия своего района, своего поселка и даже своей области, хотя мне казалось, что я вот-вот назову их, но вот никак не могу вспомнить, хоть жди час, другой или жди весь день.
А мой сосед взялся вспоминать за меня различные области, районы, поселки, различные имена и отчества. Вот он назвал несколько областей… и вдруг я вспомнил среди них – Тульскую область, то есть нашу область, где живут мои родные, и я радостно произнес: «Тульская область!» Тогда мой сосед обрадовался и сказал, что мы оба земляки!..
Но неугомонный товарищ опять начал произносить при мне различные имена женские, и вскоре я вспомнил имя своей старшей сестры: “Евгения” – вот таким же образом. И товарищ взял конверт и надписал на нем: “Тульская область. Епифанский район…”
Так я и лежу все время на правом боку или сижу понемножку в постели. Сижу и пробую вспоминать что-либо из памяти, из прошлого, но мне не удается что-либо вспомнить по своему желанию. А когда я ни о чем не думаю, мне вспоминаются различные слова, разные мотивы песен, и я их потихоньку себе под нос напеваю…»
Это было ужасное ощущение: оказывается, он не только живет в раздробленном мире: его покинула память, припоминание прошлого стало трудным, он не мог выразить свои желания, свои самые простые мысли. Окружающие предметы потеряли свои названия, из прошлого не возникало ни одного слова; не немой, не парализованный – он оказался лишенным самых простых средств общения.
И начинается новая мучительная работа над тем, чтобы вспомнить забытое, научиться припоминать слова, схватить слово, когда оно так нужно, общаться с людьми, вернуть свою речь.
На первых порах это было трудно, почти невозможно. Потом слова стали появляться – то одно, то другое, потом возникли простые фразы, они не сразу приходили в голову, ему нужно было делать усилие, чтобы вспомнить и не забыть их, но вот, через месяц, самое тяжелое было уже позади – он мог общаться с людьми.
«А пока в это время я набирался главным образом зрительных образов памяти (предметов, вещей и прочее) и памяти словесной, развивал ее подвижность. Я заново осознавал все окружающее и старался его связать со словесным, с речевым, ибо я все забыл и живу сызнова, хотя я этого сам еще не мог наблюдать и замечать, как, что и почему все это происходит в моей голове, но отражение действительности понемногу регистрировалось такой памятью, какова она есть теперь в моем понимании вещей…
Уже к концу первого месяца после ранения или в начале второго месяца ранения я начал все чаще и чаще вспоминать о матери, о брате, о младшей и о старшей сестрах.
Я вспоминал их не сразу, а по частям: то вспомню о матери, то о брате, то об одной сестре, то о другой – и всё это вспоминал в разные дни, в разное время. И всё приходило в голову неожиданно, не тогда, когда бы мне самому захотелось вспомнить, а тогда, когда всё это само по себе вспомнится! Но вот к концу второго месяца ранения один товарищ по госпиталю начал интересоваться мною и стал записывать адрес моих родных по отдельным моим воспоминаниям – кусочковым. Я вспомню вдруг название района – он запишет; на другой день или через день я вспомню вдруг название поселка – он запишет; то вдруг я вспомню имя сестры – он запишет. И наконец, товарищ написал моим родным, на свое усмотрение, письмо с не совсем точным адресом, так как я не знал уже, забыл совсем улицу, номер дома и номер квартиры.
Я, конечно, все еще не могу вспомнить фамилии своей младшей сестры и фамилию матери, которые носили иную фамилию (по второму отцу)…
Иногда я вспомню название города, но тут же быстро и забуду через минуту, а то и меньше, то иногда вспоминаю адрес района и тоже быстро забуду, потом долго не вспоминая его.
…Я слушаю всё, что говорят кругом, и песни, рассказы, разговоры как бы понемногу наполняли в моей голове… подвижность слова, его новое запоминание и вспоминание слов, которые затем понемножку будут входить в состав мышления, в состав моих мыслей.
Сначала я не мог припомнить нужных слов для письма. Но в конце концов я взялся писать письмо домой и быстро написал его – коротенькое и маленькое. Прочитать же то, что я написал, я совершенно не мог в этот раз, а показать товарищам, что я написал, мне почему-то не хотелось. А чтобы излишне не смущать свою душу, я быстро запечатал конверт, написал домашний адрес родных и отнес письмо на почту».
Самое тяжелое уже позади… Так ли это? Думал ли он, что первые успехи, которые были достигнуты, так и останутся последними, что то, что он понял в первые месяцы после ранения – распад его памяти, невозможность черпать из прошлого полной мерой, припоминать слова, вспоминать то, чему его учили, легко использовать свои знания, что все это невозвратно исчезло, что память так и останется у него раздробленной, недоступной, что над каждым кусочком, который он извлекает из памяти, ему нужно работать, работать, работать…
Если бы он с самого начала знал это – жизнь стала бы для него непереносимой. Но он надеялся, пытался делать всё, чтобы «разработать» свою память, боролся за каждый ее участок, пытался разобраться в том, что же с ним произошло, что же это?
Он писал
