Великая Княгиня Мария Павловна - Воспоминания

Тетя была категорически против этой идеи, но император не счел возможным отказать. А потому мы однажды отправились в Петербург в сопровождении тети, которая была мрачнее тучи. Уж дядя, думала она, сумел бы предотвратить эту никчемную и даже выходящую за рамки приличий встречу.

Мое сердце колотилось, когда я вошла через большие стеклянные двери в вестибюль. Казалось, ничего не изменилось за несколько лет нашего отсутствия, тот же запах, только вот комнаты как бы стали меньше. Отец радостно улыбался нам наверху лестницы.

Мы поднялись. Когда отец наклонился, чтобы поцеловать руку тети Эллы, я заметила в отражении зеркала быстро промелькнувший профиль графини Гогенфельзен в примыкавшей гостиной. Ее лицо было напряженным и бледным от волнения.

Отец повел нас знакомиться со своей женой.

Она была красивая, очень красивая. Интеллигентное лицо с неправильными, но тонкими чертами, необычайно белая кожа изумительно контрастировала с темно–лиловым бархатным платьем, отделанным по вороту и рукавам кружевными оборками. Все это я охватила одним взглядом.

Отец официально представил нас. Графиня приветствовала тетю Эллу глубоким реверансом и повернулась ко мне. Обе мы были в замешательстве. Я не знала, как мне поступить, и робко подставила ей щеку.

Чай был накрыт в кабинете отца. Графиня исполняла обязанности хозяйки. Ее усыпанные драгоценностями руки ловко сновали над белыми чашкам с красной полосой и монограммой отца. Но, несмотря на все старания ее и отца, беседа не клеилась. Тетя решила придать этой встрече чисто официальный характер, и она того достигла.

Наконец, исчерпав все возможные темы, мы перешли в большую английскую гостиную. Здесь на бильярдном столе были разложены драгоценности, меха и кружева моей матери. Отец хотел разделить их между мной и Дмитрием до моего брака.

В молчании отец и тетя наклонились над пыльными футлярами для драгоценностей, где находились старомодные оправы и потускневшие камни, к которым не прикасались почти двадцать лет. Как много воспоминаний, о которых предпочитали не упоминать, было связано с каждой вещицей. Все это выложенное передо мной богатство, половина которого скоро станет моим, вовсе не впечатлило меня. Драгоценности всегда были частью придворного наряда, я их воспринимала всего лишь как привычное украшение, не понимала их материальной ценности.

Пока отец и тетя обсуждали, каким образом поделить драгоценности, графиня и я рассматривали меха. Двадцать лет хранения в нафталине не пошли им на пользу; графиня предложила отвезти их в Париж для реставрации. Мы поговорили с ней о моем приданом и парижских домах моды. Перед нашим уходом она сказала, что ей хочется подарить мне что нибудь на память о нашей первой встрече. Что бы я хотела? Я не знала, что ей ответить, но тут мой взгляд задержался на аметистовом ожерелье, которое было на ней, и я сказала, что мне хотелось бы иметь такое. Она сняла его с шеи и вручила мне. Я его надела.

Отец надеялся, что за этой встречей последуют и другие, в более тесном кругу. Однако тетя и слышать не хотела о том. Мы еще раз съездили в Петербург в сопровождении тети, и снова все было чопорно и формально. Отец, поняв, что ничего иного ждать не приходится, не настаивал на продолжении. Одно только я вынесла из этих визитов, и это меня радовало: он счастлив в семейной жизни.

А для себя я решила, что в браке у меня будет хоть один положительный момент: никто не сможет мне запретить видеться с отцом.

Принц приехал в Москву на Рождество. Праздничные дни, которые мы с утра до вечера проводили вместе, оказались нелегким испытанием. Мы не знали, о чем говорить. Мне стало казаться, что мой жених совершенно чужой, посторонний для меня человек, с которым меня ничто не связывает. Вскоре я стала испытывать к нему почти неприязнь. Когда он изредка хотел меня приласкать, мне это было неприятно. Ситуация стала казаться невыносимой. Я с ужасом думала о своем безвыходном положении.

Приготовления к свадьбе шли свои чередом, но меня они не радовали и не интересовали. Все хлопоты взяла на себя мадемуазель Элен. Она заказывала постельное белье, кухонные принадлежности, обувь, парадные платья, перчатки, корсеты, цветы и множество других предметов, которые являлись неотъемлемой принадлежностью туалета женщины тех дней. Автомобили, сервизы и другая посуда были заказаны за границей, я получила столовое серебро, оставленное мне дядей.

Каждый день знаменитая московская портниха, снискавшая широкую известность высоким мастерством и высокими ценами, приходила в мои апартаменты в сопровождении своих служащих, нагруженных картонками и ящиками с моделями и тканями. Иногда тетя принимала участие в обсуждении моего свадебного наряда, вспомнив прежнее увлечение модой. Долгие часы я проводила перед зеркалом, пока портнихи с иголками во рту ползали на четвереньках вокруг меня. Но все это оживление и суета не могли отвлечь меня от невеселых дум. Что же мне делать?

Мне казалось, что, несмотря на его более либеральное воспитание, принцу, так же как и мне, недоставало инициативы. Другие думали и решали за него, как это происходило и со мной. И что же из всего этого получится, когда мы станем мужем и женой? Сможем ли мы воспользоваться своим новым независимым положением? Я почти сочувствовала этому внешне уверенному в себе юноше, который надеется создать со мной семейный очаг и обрести в нем счастье. Знал бы он, что у меня на сердце, ведь я намеревалась использовать его, только чтобы вырваться на волю.

Вскоре после Рождества я поехала в Петербург с мадемуазель Элен к дантисту. Впервые я отправлялась куда то без брата, и это было так ужасно, что наконец побудило меня действовать. Я решила оказаться от своего обещания.

Когда мы вернулись в Москву, нас встретила на вокзале госпожа Лейминг, которая передала мне записку от тети.

Тетя Элла писала, что, когда я буду читать записку, она будет на операции и на время болезни переезжает в дом, который обустроила для госпиталя.

Операция была достаточно серьезной, ее результат стал бы понятен лишь спустя какое то время. Тревога и беспорядок воцарились в доме.

Отсутствие тети облегчило мне выполнение задуманного. Я написала принцу письмо, где изложила причины, по которым намеревалась разорвать нашу помолвку. Через несколько дней я получила от него ласковый ответ, он умолял меня хорошенько подумать, прежде чем принимать решение, которое заставит его невыносимо страдать. Подлинная искренность чувств, которые выражало его письмо, глубоко меня тронула, но не вынудила отступить. Я была готова к более решительным действиям, но однажды утром у меня появилась прусская принцесса Ирена, которая приехала ухаживать за сестрой. Она решила предпринять упреждающие меры, вероятно, потому, что первой получила информацию из Швеции о моих намерениях.