Мартин Гилберт - Черчилль. Биография
Черчилль проигнорировал обвинения Сталина. Однако в своем последнем выступлении в Нью-Йорке 15 марта он ответил на основной упрек американцев к его фултонской речи: «Я никогда не призывал к англо-американскому военному альянсу или договору. Я призывал к другому, и в каком-то смысле даже к большему. Я призывал к братскому объединению – свободному, добровольному, братскому единению. И мы к этому придем, я не сомневаюсь в этом так же, как в завтрашнем восходе солнца».
20 марта Черчилль покинул Соединенные Штаты. Через двое суток вслед за ним из Нью-Йорка в Стамбул вышел линкор «Миссури». В этот же день Советский Союз объявил, что советские войска будут выведены из Персии. New York Times связывает изменение поведения русских с двумя твоими выступлениями», – телеграфировал Рэндольф отцу из Нью-Йорка 24 марта. Из Лондона пришло поздравление с фултонской речью от дочери Асквита, Вайолет, которая написала: «События убедительно подтверждают ваши слова». Благодаря за совместное путешествие, дочь Сара написала отцу: «Понимаю, что для тебя это далеко от совершенства, но ты внес вклад в дело мира, не говоря уж о том, что ты сделал для доброй старой Англии».
Глава 37
Путеводитель по прошлому, ориентиры будущего
29 марта 1946 г., через три дня после возвращения в Лондон из Соединенных Штатов, Черчилль пригласил своего литературного помощника с довоенных лет Билла Дикина на ланч в доме на Гайд-парк-гейт. Так было положено начало образованию группы помощников по работе над военными мемуарами, которые изначально задумывались объемом в четыре или пять томов, но позже увеличились до шести. Дикину было поручено заняться изысканиями в архивах Черчилля военных лет, хранящихся в сейфе Уайтхолла, и извлечь оттуда важнейшие записки и распоряжения. Ему также было поручено готовить планы и черновики каждой главы, особенно тех, которые касались дипломатии и политики.
По армейским вопросам Черчилль пригласил в помощники бывшего начальника штаба Монтгомери, генерала сэра Генри Паунолла, военно-морские были доверены коммодору Аллену. Генерала Исмея, бывшего министра обороны, Черчилль попросил бегло просматривать написанное. Исмей охотно согласился, и часто дополнял собственными воспоминаниями те события, которые Черчилль не мог вспомнить в деталях. Десятки современников присылали Черчиллю выписки из дневников о каких-то конкретных эпизодах, которые он хотел описать.
Одна лишь подготовка к написанию мемуаров потребовала гигантских затрат времени и сил. Для работы в личном архиве Черчилля в Чартвелле был нанят молодой адвокат Денис Келли. К секретарям Джо Старди и Элизабет Джиллиат прибавились два новых – Летиция Марстон и Чипс Джеммел.
Работа над мемуарами стала постоянной и неотъемлемой частью жизни Черчилля, где бы он ни был – в Чартвелле, в Лондоне или в поездках. 31 марта по просьбе Эттли он изложил свою точку зрения на необходимость и в мирное время координации поставок оборонным министерствам. Он обратил внимание Эттли не только на собственную позицию по этому вопросу, высказанную в 1936 г., но и на записку своего отца, датированную 21 марта 1890 г. В ней обосновывалась необходимость в специальном человеке, который действовал бы как «торговец, у которого руководители армии и флота могли бы приобретать большинство необходимых им припасов». «Возникновение авиации, – заметил Черчилль, – делает этот проект жизненно необходимым».
Черчилль изыскивал возможности повторить в Британии основную тему фултонской речи. 7 мая, выступая на церемонии присвоения ему звания почетного гражданина Вестминстера, он заявил: «Главная надежда и главная задача – достижение взаимопонимания с Советской Россией». Это не помешало ему 5 июня в палате общин предупредить, что «советизация, а во многих случаях и коммунизация стран Восточной и Центральной Европы, вопреки воле подавляющего большинства населения, не сможет быть проведена без злодеяний, масштаб которых даже страшно себе представить». Подавление Венгерского восстания в 1956 г. советскими войсками произошло при жизни Черчилля; «Пражская весна» 1968 г., таким же образом задушенная Советами, случилась уже через три года после его смерти.
Черчилль начал было изучать литературу, в которой выдвигалась идея создания Соединенных Штатов Европы, но, когда ему сказали, что главной целью идеологи этой идеи видят «обуздание России», он немедленно написал одному из тех, кто приглашал его присоединиться: «Думаю, я пожалею, если присоединюсь к организации, имеющей столь явный антирусский уклон». Он планировал изложить свое видение объединенной Европы во время выступления в Цюрихе, и 23 августа уехал из Чартвелла в Швейцарию. Он поселился на вилле Шуази, расположенной на берегу Женевского озера. Там, в идиллическом уединении и покое, он готовил речь, продолжал работать над военными мемуарами и рисовал. Черчилль провел на вилле Шуази четыре недели. С ним были Клементина, Мэри и две секретарши – Элизабет Джилльет и Летиция Марстон. «Мы чудесно проводим время в полном комфорте и строжайшем уединении, – писал Черчилль одному из друзей. – Я нашел здесь много сюжетов для картин».
19 сентября, выступая в университете Цюриха, Черчилль призывал к созданию «своего рода Соединенных Штатов Европы». «Но с чего начать?» – спросил он слушателей, после чего сказал, что у него есть предложение, которое их «поразит». «Первым шагом по воссозданию европейской семьи должно быть установление партнерских отношений между Германией и Францией, – объявил он. – Не может произойти никакого возрождения в Европе без духовно великой Франции и духовно великой Германии».
Призыв к примирению между Францией и Западной Германией как прелюдии к объединению Европы, сказал он, сделан под «зловещей тенью ужасного средства уничтожения – атомной бомбы. Если она будет применена какими-то воинствующими странами, это не только приведет к концу всего того, что мы называем цивилизацией, но и, возможно, к уничтожению самой планеты». Отсюда он выводил срочную потребность покончить с давней враждой между двумя великими государствами Западной Европы. Но он не считал правильным ограничивать процесс примирения только Европой. Эта работа, по его выражению, требовала «друзей и спонсоров» – Британского Содружества, «могучей Америки» и Советской России. В таком случае, полагал он, все будет хорошо.
Черчилль вновь говорил о России, но не как о вечном противнике, а как о потенциальном партнере. По поводу франко-германского примирения Эмери сказал ему: «Французы были поражены этой идеей, чего и следовало ожидать, но она тем не менее запала».
Осенью Рэндольф сообщил отцу о возможной национализации земель. Черчилль ответил: «Я против государственного владения всей землей, но надо признать, что мы станем гораздо сильнее, если земля нашей страны будет поделена между двумя или тремя миллионами человек, вместо двадцати или тридцати тысяч. Человек – земное животное. Даже кроликам и лисам позволено иметь свои норы».
Личной «норой» Черчилля был Чартвелл. Осенью, опасаясь, что доходов окажется недостаточно, чтобы содержать поместье, он мрачно признавался своему другу лорду Камрозу в том, что, возможно, придется выставить его на продажу. Когда Камроз спросил, устроят ли его 50 000 фунтов (миллион фунтов в ценах 1990 г.), Черчилль со смешком ответил, что за такую сумму он еще «добавит и свой труп в придачу». Камроз тут же предложил следующее: консорциум состоятельных людей выкупит поместье за эти деньги, разрешит Черчиллю жить в нем до конца дней за номинальную ежегодную арендную плату в 350 фунтов, а после его смерти передаст его в Национальный трест[59], и в нем будет устроен постоянно действующий мемориал. Черчилль был польщен. Он сказал, что в таком случае оставит в доме множество бумаг и документов, что всегда хотел быть похороненным в Чартвелле и что сделанное предложение окончательно укрепило его в этой мысли.
Деньги были собраны быстро среди семнадцати благотворителей, включая и самого Камроза. Затем, пока Черчилль работал в Чартвелле над военными мемуарами, Камроз, специально прилетевший в Нью-Йорк, и Эмери Ривз договорились о продаже мемуаров в Соединенных Штатах. Черчилль должен был получить 1 400 000 долларов (в ценах 1990 г. – 5 600 000 долларов). Его заботы о деньгах кончились, особенно в отношении наследства, которое он сможет оставить внукам. «Ничем невозможно ответить на такое великодушие, – позже написала ему Мэри, – кроме как нашей любовью и признательностью, которая не знает границ, и попыткой передать нашим детям такую же широту души и постоянство в любви, которую ты всегда проявляешь к нам».
К работе над мемуарами были привлечены семь секретарей. Билл Дикин регулярно курсировал между подвалами Уйатхолла и Чартвеллом. «Все было посвящено его мемуарам, – позже вспоминал Дикин. – Он сосредоточился на них целиком и полностью. Он чувствовал, что настал его момент». Однако политика тоже требовала постоянного внимания. Черчилль не собирался пренебрегать ролью лидера оппозиции. 5 октября в Блэкпуле он заявил, что поддерживает привлечение рабочих и служащих к участию в прибылях и их консультации с работодателями с целью превращения работников в партнеров. Он также вернулся к своей идее создания Соединенных Штатов Европы, которые должны раскинуться, как он сказал, «от Атлантики до Черного моря». Это произойдет не скоро, но начало может быть положено в Западной Европе. «Россия, – говорил он Эттли 19 октября, – не пойдет на запад к Северному морю или Атлантике по двум причинам: первая – чувство собственного достоинства и самообладание. Вторая – наличие у Соединенных Штатов атомной бомбы».
