Николай Бирюков - Трудная наука побеждать

— Похоже, артиллерия, — сказал Рыжов.

Его слова подтвердила частая орудийная стрельба. Совсем рядом. А вот и след раздвоился.

— Ты, Николай Иванович, иди по правому следу, а я по левому, предложил он.

— Ладно, Александр Иванович. Только будь осторожен.

— Постараюсь. Встретимся на наблюдательном пункте.

Пожав руки, мы разошлись, и он пропал в тумане. Идем мы с адъютантом, слышим говор, только непонятно, русский или немецкий.

След вильнул в сторону, под ногами истоптанный снег — видимо, развернули пушку. А вот и она, смутным силуэтом. Слышу громкое слово, по которому уже не обознаешься, какой нации сказавший его.

— Наши! — радостно крикнул адъютант.

Мы подошли к месту, где только что закончился бой. Два вражеских танка стояли близ огневой позиции, один из них еще дымился. Вокруг валялись трупы танкистов. Артиллеристы шапками и платками вытирали потные лица, отряхивали снег, некоторых перевязывали. Один солдат лежал недвижно у станины. Другой, тоже мертвый, стоял, обняв орудийный щит.

Лейтенант рассказал, как прошел бой. Сменяя огневые позиции, они услышали шум моторов и лязг гусениц. Изготовились, и вовремя. Из тумана выползли танки, пять штук. Два подбили, остальные ушли.

— Молодцы! А где пехота?

— Впереди. Трудно с ней связь держать при таком тумане.

— А что ж товарища-то со щита не сняли?

— Сейчас снимем. Такая была его последняя воля. Когда ранило в живот, обнял щит. Хочу, сказал, помереть на своей пушке.

Попросив лейтенанта представить всех участников боя к наградам, я прошел еще немного вперед и встретил офицера штаба дивизии. Он подбирал место для нового наблюдательного пункта. За ним солдаты тянули провод, воспользовавшись которым, мне удалось связаться с командиром дивизии, а потом со штабом корпуса. Забелин сказал, что звонил Рыжов. У него тоже все обошлось благополучно, в дивизиях побывал.

Большое село Городище прикрывалось с юго-востока грядой высот с отметками от 150 до 215 метров. Овладеть населенным пунктом можно было, только предварительно сбив противника с этих высот. Тогда он сам уйдет, как ушел из Самгородка и Матусова.

Кстати оказалась и проявленная инициатива в дивизии Дрычкина: гвардейцы внезапным ночным штурмом овладели двумя населенными пунктами Заводянкой и Хлыстуновкой, чем создали выгодные условия Горбачеву для захвата этих высот на подступах к Городищу. Свою задачу 252-я дивизия выполнила отлично. Ее воины, воодушевленные благодарностью Верховного Главнокомандующего, бросились на штурм, ворвались на высоты, открыв путь для дальнейшего продвижения.

Командир дивизии И. А. Горбачев позвонил по телефону:

— Взяли село! Вот ведь интересное совпадение: помните, год назад освободили районный центр в десяти километрах севернее Сталинграда? (Иван Александрович тогда командовал полком в 214-й дивизии.)

— Как же, — говорю, — хорошо помню. Еще бросили там фашисты свой госпиталь…

— Точно! И тоже Городищем назывался.

Вместе с Рыжовым мы поехали в это Городище. Картины разгрома сменяли одна другую. Более тысячи автомашин и бронетранспортеров, орудия, пулеметы, повозки, тягачи стояли тесными рядами на большаке и на его обочинах. Колонна вытянулась на много километров.

Гитлеровцы пытались вывезти часть техники по железнодорожной насыпи, сняв и сбросив в сторону рельсы. Насыпь тоже вся была заставлена застрявшими машинами.

Пытаясь вызволить свои войска из корсунского котла, гитлеровское командование бросило в контрнаступление несколько танковых дивизий. Денно и нощно мы слышали сильную канонаду, доносившуюся с юго-запада, с внешнего фронта окружения.

Попытки противника пробиться к своим извне кончились плачевно. Удалось это только танковому полку 14-й дивизии. Ну что ж, одним полком в котле стало больше — и только. Стальной обруч советских войск сжимался все туже. Десятки тысяч вражеских солдат скопились на пятачке земли, еще находившемся под их контролем, — в районе Шендеровки.

Наша победа, как говорится, уже висела в воздухе. У противника оставался последний шанс, и он решил его использовать — уничтожить технику и, собрав все десять дивизий в кулак, прорваться на юго-запад. Следует заметить, что, если на завершающем этапе Сталинградской операции расстояние между внешним фронтом и котлом исчислялось десятками километров, то в Корсунь-Шевченковской — единицами.

12 февраля наш корпус в составе 31-й и 303-й стрелковых дивизий временно перешел в подчинение командующего 52-й армией генерала Коротеева. Поставленная нам боевая задача сводилась к следующему: наступать в направлении Квитки, Шендеровка, раскалывать боевые порядки врага, не дать ему возможности снять отсюда силы для прорыва из Шендеровки на юго-запад.

Однако быстрому нашему продвижению мешал не столько противник, сколько распутица. Она превратила дороги в совершенную трясину. И тут-то нам очень помогли добровольцы из местных жителей. Они мостили дороги, подносили боеприпасы. 17 февраля дивизии овладели Шендеровкой. Нет нужды подробно рассказывать, что мы там увидели. Взгляните на картину художника Кривоногова «Корсунь-Шевченковское побоище» или на ее репродукции. Она весьма наглядно отражает катастрофу немецко-фашистских захватчиков.

Прилетели в Шендеровку и представители союзников — англичане, американцы, французы. Восторгались и поздравляли. Вряд ли они до этого видели что-то подобное.

Корпус, оставив здесь дежурные подразделения, двигался на Комаровку и Джурженцы, куда шарахнулся враг, бросив по дороге полторы тысячи автомашин и до трех тысяч повозок с военным имуществом. Там и произошло главное побоище.

Построив оставшиеся войска в две огромные колонны, гитлеровцы под покровом снежной пурги двинулись на прорыв. В левой колонне, составленной из наиболее боеспособных частей, в том числе эсэсовских, ехали на бронетранспортерах все генералы и старшие офицеры. Правая же колонна была заранее обречена. Ей предназначалась роль кролика, отвлекающего на себя внимание удава.

Из всей этой двухколонной массы прорваться удалось небольшому числу солдат, офицеров и нескольким генералам. А тысячи полегли в боевых порядках 27-й армии и 21-го гвардейского корпуса, в составе которого дрались и наши коренные дивизии — 5-я и 7-я.

Разгром противника завершили танкисты и кавалеристы. 18 февраля над полем боя воцарилась тишина. 55 тысяч убитых вражеских солдат и офицеров, 18 тысяч пленных — таков итог Корсунь-Шевченковской операции…

Когда теперь приходится выступать перед армейской молодежью, обычно меня просят рассказать о героях и геройских поступках. Нет ничего естественнее этого интереса, желания глубже узнать, как твои отцы и братья защищали Родину.