Берналь Кастильо - Правдивая история завоевания Новой Испании

Послание наше прочитал и Кортес и нашел его правдивым и точным; обрадовался он и нашим посулам ему; одно лишь казалось ему лишним — упоминание о пятине золота, идущей прямо в его кассу, и о первых открывателях тоже, пожалуй, можно было умолчать. Действительно, мы впоследствии узнали, что сам Кортес ни слова не сказал о Франсиско Эрнандесе де Кордове или Хуане де Грихальве и честь приписал лишь себе1.

Но, что сказано, то сказано. Послания были переданы нашим уполномоченным, и настрого им наказано не заходить в Гавану. Затем отслужил мессу падре [Бартоломе де Ольмедо] из [Ордена Нашей Сеньоры] Милостивой, и в 26-й день2 месяца июля 1519 года они вышли в море. Еще дорогой Франсиско де Монтехо уговорил пилота Аламиноса подойти к Кубе, недалеко от Гаваны, где у него было поместье, чтобы там забрать свежий провиант. Так и сделали, несмотря на возражения Пуэрто Карреро. А ночью во время стоянки, один из матросов тайно уплыл на берег с письмами для Диего Веласкеса!

Губернатор Диего Веласкес был вне себя от полученных новостей, особенно от величины подарка, посылаемого Его Величеству. Он сейчас же снарядил два небольших судна, вооружил их наилучшим образом и дал приказ поймать наш корабль и привести уполномоченных и золотую казну прямо к нему в Гавану.

Но наше судно было уже далеко! И Диего Веласкесу осталась лишь возможность снарядить экспедицию уже прямо против нашего войска, что он и предпринял с лихорадочной энергией. Месяцев через одиннадцать набрал он флот из восемнадцати судов и до тысячи трехсот людей во главе с генерал-капитаном идальго Панфило де Нарваэсом, могучим, голосистым, надменным человеком3. Впрочем, об этой экспедиции скажу в свое время.

Наши же уполномоченные благополучно прибыли в Севилью, а оттуда, на почтовых, в Валъядолид. Молодой император наш сеньор опять был в отлучке во Фландрии, а президент Королевского Совета по делам Индий, дон Хуан де Фонсека, который был епископом Бургоса и назывался архиепископом де Росано, принял их не только сухо, но и оскорбительно. Письма и подарок государю он также взял.

Оказывается, Бенито Мартин, капеллан Диего Веласкеса, тоже очутился в Вальядолиде и рассказал о нас сущие небылицы, как о бунтарях и смутьянах. Монтехо как-то не умел сопротивляться, зато Алонсо Эрнандес Пуэрто Карреро, имевший знатную родню, не стеснялся и на одно слово отвечал десятью, сильно донимая епископа. Тогда тот вспомнил ему старую историю, как он года три тому назад увез чужую мужнюю жену, и велел его арестовать, а сам, уже не стесняясь, донес Его Величеству во Фландрию о великих заслугах Диего Веласкеса, не упомянув даже о наших реляциях и письмах.

Когда же Алонсо Эрнандес Пуэрто Карреро был освобожден, он, вместе с Мартином Кортесом, отцом нашего вождя, и лиценциатом Нуньесом, тоже родственником Кортесов, послал особого курьера к королю во Фландрию, снабдив его дубликатами всех наших донесений, а также жалобой на действия и слова епископа Фонсеки, как отъявленного сторонника Диего Веласкеса. Так Его Величество узнал, наконец, все дело в настоящем свете, и много дней при дворе только и говорили о Кортесе, нашей храбрости и удаче, и службе Богу Нашему Сеньору и Его Величеству, о великих новых и богатых странах. Оказалось, что Фонсека переслал Его Величеству далеко не весь наш подарок, и вскоре ему пришлось узнать, что за штука немилость и всеобщее презрение. Нашим же посланцам велено было ждать возвращения Его Величества в Испанию, чтобы он лично мог их увидеть и вознаградить. Но это случилось не скоро.

А пока нужно вернуться в наш лагерь к Кортесу, где уже через четыре дня после отплытия корабля с нашими уполномоченными произошли крупные неприятности. А именно; вскрыт был заговор сторонников Диего Веласкеса, приготовивших уже судно для бегства на Кубу, а также мечтавших о поимке наших уполномоченных вместе с золотом. Заговор был вскрыт одним из его участников в самый последний момент, и Кортес еле-еле успел захватить мятежников, а также снять с корабля снасти, компас и руль. Многих лиц они еще оговорили, но Кортес не дал этому хода, зато зачинщиков судил настоящий военный суд, вынесший строгий приговор: повешены были Педро Эскудеро и Хуан Серменьо, пилоту Гонсало де Умбрии отрублена была нога, а другие приговорены к 200 ударам палками; священника Хуана Диаса спас лишь его сан, а то бы пришлось ему плохо. Помню, как Кортес, подписывая приговор, воскликнул: «Какое счастье, если бы я не умел писать!» Но ведь это или подобное говорилось уже не раз, начиная с императора Нерона!

При экзекуции Кортес отсутствовал. Он бросился на коня и помчался в Семпоалу, велев 200 солдатам и всем конным следовать за ним; туда же он велел прибыть и Педро де Альварадо, который с другими 200 солдатами был отправлен Кортесом 3 дня назад в горные поселения. Таким образом, Педро де Альварадо не было ни на суде, ни при казни4.

В Семпоале Кортес стал подготавливать большой наш поход против Мешико. Мы же, его сторонники, оставшиеся пока в Вера Крусе, на сходке предложили, чтобы все корабли наши были уничтожены, дабы таким образом пресечь возможность новых бунтов, особенно в наше отсутствие. К тому же не мешало воспользоваться матросами — ведь их было около ста человек!

Знаю я, что мысль об уничтожении флота принадлежала самому Кортесу, но не он ее выявил, так как опасался, что впоследствии с него же и потребуют возврата стоимости кораблей.

Предложение было принято, и старший альгуасил Хуан де Эскаланте, храбрейший человек и верный друг Кортеса, получил соответствующий приказ. Все ценное было снято с кораблей, а сами они были посажены, на мели, где прибой их вскоре разрушил окончательно. Оставлены были лишь лодки. Матросы переведены были в армию, а неподходящие — в гарнизон Вера Круса.

Затем Хуан де Эскаланте прибыл к Кортесу в Семпоалу, и тот представил его всем касикам, как брата своего и наместника, который останется в Вера Крусе и защитит их в случае нужды от Мотекусомы. Сам же Кортес надеялся на капитана Хуана де Эскаланте, который был и старшим альгуасилом Новой Испании, как на каменную гору, и лучшего выбора он не мог сделать на случай разных козней со стороны Диего Веласкеса.

Приготовления все были сделаны; носильщики для пушек стояли наготове, а также пятьдесят наиболее отборных индейских воинов; сам Кортес сказал нам замечательную речь, с многими примерами про римских героев, как говорил Юлий Цезарь при Рубиконе, потом — что мы все исполним долг свой, служа Богу и Его Величеству, — вдруг случилась задержка. Прибыл гонец от Хуана де Эскаланте с известием, что в виду Вера Круса показался корабль, который, несмотря на костры, флаги и другие способы призывов, не пожелал пристать к берегу и вновь ушел, и теперь, по наведенным справкам, стоит на побережье на расстоянии трех легуа.