И. Мартынов - Книгоиздатель Николай Новиков

Невозможность абсолютно точно распределить всю или достаточно большую часть новиковской книжной продукции по издателям вынуждает нас рассматривать ее как некий идейно монолитный комплекс. И это вполне правомерно. Известно, что Новиков скупал и уничтожал переводы вредных, по его мнению, книг. Поэтому, пусть и не в полной мере, все книги с новиковской маркой отражают характер и основные направления издательской деятельности русского просветителя.

Классификация книжного репертуара новиковских типографий — задача чрезвычайно сложная и трудоемкая. Только внимательно перечитав более 1000 книг, выпущенных Новиковым, исследователь может достаточно компетентно, без субъективизма и предвзятости судить о каждой из них. Кроме того, ему неизменно следует помнить о своеобразном синкретизме науки и литературы XVIII в., о многоаспектности, сложной композиции (символика, аллегоризм, аллюзионность) и разном читательском назначении сочинений, внешне относящихся к тому или иному разделу Поэтому любая попытка четко систематизировать всю новиковскую продукцию по ее тематике неизбежно наталкивается на неполноту наших сведений об этих книгах и многогранность их содержания. В этих условиях разумнее всего отказаться от точных статистических подсчетов, ограничившись только выяснением основных пропорций между важнейшими тематическими разделами.

Первое место среди книг, напечатанных в типографиях Новикова, неизменно занимала оригинальная и переводная беллетристика (около 50 %); далее следовали богословские и масонские сочинения (около 20 %), а затем общественно-политическая (история, философия и юриспруденция), педагогическая, экономическая и справочная литература. С 1779 по 1792 г. Новиковым было выпущено более 300 произведений русских авторов, правда, далеко не равноценных по своим литературным и познавательным достоинствам. Характерно, что даже разделение новиковских книг на оригинальные и переводные оказывается довольно затруднительным, так как многие из них до сих пор не атрибутированы.

Многоцелевое назначение книжной продукции Новикова оставляет возможность для ее тенденциозного истолкования. Его первый биограф М. Н. Лонгинов, а вслед за ним А. Н. Цыпин пытались свести всю его издательскую деятельность к пропаганде масонской идеологии. С этих позиций любая книга, где встречались религиозно-нравственные рассуждения, зачислялась в разряд теологии. Сочинения светского и беллетристического содержания, не укладывавшиеся в эту схему, либо объявлялись чисто «коммерческими» изданиями, либо попросту игнорировались. Примером другой крайности могут служить статья Л. Я. Фридберга «Книгоиздательская деятельность Н. И. Новикова в Москве (1779–1792)», опубликованная в журнале «Вопросы истории» (1948, № 8), и книга Г. П. Макогоненко «Николай Новиков и русское просвещение XVIII века» (М., Л., 1951).

В этих работах на первый план выдвигалась чисто просветительная направленность новиковских изданий и затушевывалась, вплоть до полного отрицания, приверженность Новикова масонской идеологии.

Масонство, по своей природе тяготевшее к мистике и теософии, не противопоставляло себя положительному знанию о мире и человеке. Излагая студентам Московского университета основы учения вольных каменщиков, друг Новикова, профессор И. Г. Шварц учил, что средствами к достижению истины должны служить разум (наука), чувство (литература и искусство) и откровение (религия). Только просвещенный, высоконравственный неофит мог, по его мнению, подняться до понимания сокровенных тайн бытия.

Первое время московские масоны с одобрением встречали каждое новиковское издание, будь то духовные поучения блаженного Августина, сентиментальный роман Руссо или учебник математики. Все они в той или иной степени годились для «полировки дикого камня» (по масонской терминологии) русских душ, подготавливая их к восприятию мистических истин. Однако после того, как орден завел в Москве тайную типографию, печатавшую «богооткровенные» сочинения, все остальное было забыто. Шредер, Лопухин, а вслед за ними большинство других масонов стали считать полезным издание только таких книг. В конечном итоге общественные интересы, служение которым немало укрепило авторитет Новикова и его единомышленников, приносились в жертву узкоорденским целям. Постепенно хвалы разуму сменились призывами к интеллектуальному самоограничению, страхом перед умственным «пресыщением». После запрещения правительством печатать мистические сочинения интерес масонов к издательской деятельности Новикова заметно угас. «Книги печатаются только такие, — с горечью сообщал И. В. Лопухин А. М. Кутузову в Берлин 18 ноября 1790 г., — и не могу сказать какие, ибо такая дрянь, что я и не интересуюсь ныне знать о типографской работе. Сказки да побаски, только для выручки денег на содержание»[96].

Можно не сомневаться, что Новиков не меньше, чем другие масоны, способствовал распространению в русском обществе трудов своих собратьев по ордену. И все-таки он не мог и не считал разумным ограничиться только их изданием. Если для Шредера, Лопухина и Гамалеи печатание романов, учебников, книг по русской истории и экономии было лишь чисто коммерческим предприятием, средством покрыть орденские расходы, то Новиков видел в них могучее орудие в борьбе за умы и сердца соотечественников. Практически чуть ли не каждая выпущенная им в свет книга представляла собой еще один шаг в осуществлении программы воспитания идеального человека. Возвышенный духом мудрец (масонство, философия), проникающий умственным взором в тайны природы (наука), знаток человеческого сердца (литература, искусство) и достойный гражданин (политика, история), рачительный хозяин своего имения и добрый пастырь подначальных ему людей (экономия, медицина), а кроме того умелый воспитатель грядущих поколений (педагогика) — таким виделся Новикову его читатель, для которого он самоотверженно работал всю жизнь.

Более трети книг, изданных Новиковым, составляла оригинальная и переводная беллетристика. В отличие от многих его современников, русскому просветителю было чуждо пренебрежительное отношение к любым сочинениям, входившим в этот разряд словесности. Предостерегая неискушенных читателей от чрезмерного увлечения «забавными книгами нынешнего времени», друг и наставник Новикова в исторических разысканиях академик Г. Ф. Миллер настойчиво советовал переводчикам восточных сказок и рыцарских романов переводить древних греческих и латинских авторов. Однако наивным было бы ожидать, что круг чтения учащейся молодежи, и тем более купечества и разночинцев, впервые приобщавшихся к книге, удастся искусственно ограничить Гомером и Платоном, Горацием и Цицероном. Не случайно в новиковском издательском репертуаре античные авторы занимали незначительное место. Новиков напечатал знаменитый роман Л. Апулея «Превращение, или Золотой осел» в великолепном переводе Е. И. Кострова (1780–1781), а несколько лет спустя — «Афинские ночи» Авла Геллия (1787), представлявшие определенный интерес для масонов описанием древних таинств, и тем ограничился. Он хорошо помнил, как плохо расходились издания, выпущенные в свет «Собранием, старающимся о переводе иностранных книг», и не считал нужным повторять его промахи. Воздавая должное основоположникам западноевропейского классицизма, Новиков почти не печатал их сочинений.