Мано Зиглер - Летчик-истребитель. Боевые операции «Ме-163»

– «МК 108» слишком ненадежны, – громогласно заявил Фритц. – Их часто заклинивает.

В этот момент мы пришли в ремонтный барак, где Отто Бёхнер как раз влезал в свою машину, чтобы посмотреть на поломки. Фритц попрощался со мной и присоединился к Отто, а мне было пора возвращаться в Бад-Цвишенан. Мой короткий визит в Венло только усугубил мою неудовлетворенность. Какого черта я не могу быть там, в команде Бёхнера, и снова летать вместе с Фритцем? Я напряг мозги и вернулся в Бад-Цвишенан с мыслью еще раз обязательно поговорить с Талером, и если он не переведет меня в Венло, то написать личное письмо Шпёте и попросить его, чтобы он походатайствовал за меня. Чем мог мотивировать Талер свое нежелание отпустить меня из Бад-Цвишенана? Единственное, чем он мог руководствоваться, была наша с ним размолвка несколько месяцев тому назад. И я подумал, что чем раньше решу этот вопрос, тем лучше.

Едва приземлившись, я немедленно направился в штаб, но на полпути наткнулся на Нелте, самого высокого из наших пилотов-сержантов, который быстро развеял все мои мысли. Нелте выглядел удрученным, и я спросил:

– Что с тобой, Нелте? У тебя такое лицо, как будто ты целиком съел кислый лимон!

– Я чувствую себя еще ужасней, чем выгляжу, – ответил он. – В воскресенье сам все узнаешь.

– Не понимаю тебя, Нелте. О чем ты говоришь?

– Сейчас поймешь, когда увидишь Талера. Он уже ждет тебя! Нас обоих переправляют в Йесау, как хорошо подготовленных летчиков-испытателей.

– Но это нонсенс, Нелте! Ведь в Йесау уже находятся Вой, Першелл и Ламм. Зачем им еще нужны пилоты?

– Конечно, ты же не слышал. Лейтенант Ламм разбился вчера, а Вой и Першелл не справятся вдвоем. Нас отправляют туда завтра, чтобы мы пополнили список несчастных испытателей.

Я едва мог поверить своим ушам. Если Нелте говорил правду, тогда Талер действительно имел на меня зуб. К этому времени у нас было несколько полностью подготовленных пилотов, но все они были новичками по сравнению со мной и Нелте. Талер мог направить одного Нелте, но нет, он командировал нас обоих, отлично зная, что мы хотим отправиться в боевую часть.

Я был задет за живое и в бешенстве ворвался в кабинет. Я четко доложил о своей поездке и, с трудом сдерживая эмоции, ожидал его дальнейших расспросов. Но Талер просто смотрел на меня, а затем протянул приказы моего назначения, говоря:

– Зиглер, вы направляетесь в Йесау и послезавтра в 8.00 вы становитесь подчиненным Воя, до тех пор пока не получите переназначение.

– Насколько мне известно, капитан, – произнес я в бессильной ярости, – офицер не может находиться в подчинении у гражданского!

Но Талер даже не взглянул на меня и просто сказал:

– Конечно, вы будете исполнять те приказы, данные сверху, которые касаются военной стороны, но непосредственно подчиняться вы будете Вою, так как он несет ответственность в Йесау за все происходящие полеты.

– Но, капитан, и я и Нелте хотим служить в боевой эскадрилье – да и Шпёте всегда выделял нас, как готовых к бою летчиков.

– Это меня не касается, Зиглер. В Йесау нуждаются в двух опытных пилотах, а я могу рекомендовать только вас двоих, так как остальные находятся в Венло и в Виттмундхафене.

Талер прекрасно знал, что любой из пилотов может справиться с работой в Йесау, и, казалось, ожидал новых возражений с моей стороны, но перед тем, как я что-то скажу, добавил:

– Вы знаете конечно же, что в Йесау далеко не идеальный аэродром. Он всего лишь девятьсот метров в длину. Сейчас мы, как никогда, нуждаемся в новых «кометах», а Вой и Першелл не смогут вдвоем справиться с задачей. Но в любом случае ваше назначение – это приказ, Зиглер, и я думаю, вам не нужно объяснять, что это значит.

Он помолчал, а потом продолжил:

– Кроме того, это временное назначение, и я верю, что очень скоро вы будете переведены в эскадрилью. В любом случае мы переезжаем в Брандис через несколько дней.

Я уверен, что он улыбался с сарказмом, когда мы прощались.

В абсолютно подавленном настроении я бесцельно плелся по аэродрому и обнаружил себя, к своему удивлению, в восточной части поля, где проводились наши тренировочные полеты. Стоя там, вспомнил мой первый старт, именно с этого места, и ощущение, не поддающееся описанию, страха и тревоги. Чувство, когда захватывало дух от осознания высоты и ничего нельзя было поделать с этим, снова вернулось ко мне. Теперь все месяцы обучения здесь стали казаться зря проведенными, а приложенные усилия потраченными впустую. Я чувствовал себя таким же никчемным и бесполезным, как сгоревшая спичка.

Я пошел дальше и приблизился к радиорубке, на которой виднелись следы от пуль, оставленные вражескими «мустангами», а за ней стоял ангар, где проводились испытания двигателей истребителей, в котором и сейчас стоял страшный грохот. И было трудно поверить, что через несколько дней этот ангар, куда мы так часто любили заходить, будет стоять молчаливый и пустой. А что будет со мной? Йесау находится в Восточной Пруссии недалеко от Кенигсберга. Сейчас эта территория была в безопасности для любого, кому это было нужно. Далеко от линии фронта, нет воздушных рейдов, одним словом, настоящий курорт! Летать день за днем на новом истребителе без оружия и каждый вечер играть в карты вместе с Карлом Воем, Францем Першеллом и Нелте совершенно непонятно для чего! Я знал это чертово место очень хорошо, так как в течение нескольких месяцев перегонял оттуда «Bf-110» в Финляндию. Йесау! У черта на куличках!

Поехать в Йесау, чтобы умереть там от скуки! Да, было очевидно, что на мою долю выпадет самая тяжелая работа. Ведь здесь испытывали «кометы», а я должен был использовать свои самые лучшие навыки.

В этот момент раскаленный добела выхлоп самолета резко вылетел из отверстия в стене ангара, с шипением обжигая траву и издавая пронзительный звук в сумерках. Я стоял в сотне метров, и вырвавшееся пламя полетело прямо на меня. Жаркое дыхание двигателя обдало меня, и сильная горячая волна толкнула меня в грудь, заставив дрожать, как лист на ветру. Затем последовал ужасающий треск, огонь прекратился, жар поутих, и все стихло в один момент. Мой гнев испарился вместе с последней каплей топлива в двигателе, и я в один момент примирился со своим переводом.

Направляясь к себе, я вспомнил, что должен сделать что-то важное перед своим отъездом из Бад-Цвишенана – а именно оставалось еще почти восемьдесят литров сливового бренди, которое мы аккуратно транспортировали из Бользена в огромной стеклянной бутыли, упакованным для надежности в плетеную корзину. Мы хранили бутыль в погребе дома Ханны, который я незамедлительно отремонтировал для этой цели. Ханна согласилась помочь мне, и мы наполняли бутылку за бутылкой из чудовищных размеров емкости до тех пор, пока винные пары не дали свой результат. Очень скоро мы смеялись и шутили, как будто выпили не один стакан. Когда мы справились со своей задачей, я подарил бутылку бренди Ханне и отправился к Хильде и Гельмуту Дикерхоф поделиться своими новостями. Они так искренне расстроились, будто я был их родной сын. Гельмут поспешил в погреб, достал бутылку, как всегда, превосходного вина, и несколько часов мы разговаривали о пережитом вместе.