Макс Ронге - Разведка и контрразведка

С германской разведкой сразу же был установлен тесный контакт, как это было условлено еще в мирное время. Штабс-кап. фон Флейшман был прикомандирован к отделу III б [73] в Берлине, во главе которого стал полк. Броэе (майор Николаи отправился в штаб главного командования германской армии). Немцы командировали к нам штабс-кап. Гассе, который потом был направлен е разведывательный отдел штаба главного командования. Его пост в Вене занял военный чиновник Вильгельм Прейслер, который уже до войны оказывал разведотделу значительные услуги в качестве банковского служащего. Штабс-кап. Флейшман потом был прикомандирован к германскому штабу восточного, фронта.

Активные мероприятия контрразведки качались немедленно с началом мобилизацией. С 1912 г. велась регистрация всех подозревавшихся в шпионаже или во враждебных антигосударственных действиях. Тетерь их арестовали, интернировали или выслали. Всех иностранцев из враждебных к нам государств нужно было проверить, чтобы помешать выехать военнообязанным, за исключением военврачей. В их числе был также начальник сербского генштаба воевода Путник, находившийся на курорте в Глейхенберге, но по приказу императора он был освобожден. Все прочие иностранцы могли выехать, но не через районы сосредоточения армии. Был только задержан ряд богатых и знатных русских для обмена их на задержанных в России австрийцев.

Возникли осложнения с иностранцами, которым Австрия стала второй родиной. Они не хотели ее покидать, зачастую и их работодатели не желали с ними расставаться. Мне памятен сильный протест оптовика по импорту чая и кофе Ю. Мейнля на имя министра торговли против высылки работавших у него англичан.

С большой жестокостью пришлось действовать на театрах военных действий, где национальное родство и усиленная агитация создали атмосферу худшую, чем даже снившаяся обычно пессимистически настроенным военным властям. В Боснии удалось предупредить опасность диверсионных актов путем изъятия в качестве заложников всех ненадежных элементов и мероприятий по усилению охраны. Шпионаж со стороны противника был затруднен закрытием границ, цензурой почты и телеграмм и, наконец, эвакуацией населения из приграничных районов, занятых частями прикрытия. Но в оставленных нами местностях у верхнего течения р. Дрины формировались банды, воевавшие на стороне Черногории и Сербии. Туго пришлось здесь мусульманам, не успевшим спастись бегством. Из Санджака Новый Базар (Черногория) мусульмане должны были бежать в Боснию. [74]

В Герцеговине, как в малокультурной стране, трудно было уберечь телеграфные линии от разрушения. Районы, не занятые погранчастями, находились под властью банд. При прохождении мелких воинских частей через Селения, они часто подвергались обстрелу. Пришлось для устрашающего примера сжечь селение Ораховац и расстрелять заложников.

Далмация не была сразу задета войной. Влияние тамошней сербской клики было уничтожено арестами наиболее беспокойных и влиятельных лиц. Влияние патриотически настроенного хорватского населения стало преобладающим. Военное командование все же настаивало на введении государственной полиции в портовых городах Далмации.

В Хорватии. — Словении положение было особенно трудным. Сербы, проживавшие у Савы и Дуная, могли очень легко передавать наблюдательным постам своих соотечественников донесения световыми сигналами и колокольным звоном. Военное командование Темешвара, которому политики не мешали в такой сильной степени, как другим, арестовало все подозрительные элементы, запретило в 30-километровой полосе у границы всякий колокольный звон, пастьбу скота на склонах гор, спускающихся к Дунаю, и приказало тщательно занавешивать в этой зоне все освещенные «сна.

Две линии кордона проверяли наличие пропусков у лиц, проникавших в приграничную зону к северу от Дуная.

Вот пример, иллюстрирующий сербофильскую политику гражданских властей: в Аббации начальник разведывательного пункта арестовал президента хорвато-словенского ландтага Богдана Медаковича, который, несмотря на начавшуюся войну, вел сербофильскую агитацию и был признанным поборником великосербской идеи. Гражданские власти квалифицировали этот арест как «ошибку, допущенную перестаравшимся подчиненным военным учреждением», и немедленно освободили его. Медакович не вернулся в Аграм, а поехал в Вену.

В ночь с 29 на 30 июля в Галиции пытались разрушить железнодорожный мост линии Тарное — Орло (через р. Пойрад). Кроме того, был подожжен мост у Неполокуц (в Буковине). Эти факты давали основание предполагать начало диверсионных действий, связанных с мобилизацией русской армии. Немедленно принятые меры предотвратили дальнейшие покушения. Были арестованы все русофильские элементы, известные еще в мирное время. Это должно было оградить нас также и от шпионажа. Но эта зараза была распространена гораздо шире, чем мы предполагали. [75]

В этом отношении показательной была брошюра под названием «Современная Галиция», выпущенная в июле 1914 г. отделом военной цензуры при генерал-квартирмейстере штаба русского юго-западного фронта для комсостава подчиненных этому штабу армий. Она должна была служить им справочником о политических партиях Галиции и их отношении к России. В ней были указаны нее члены русофильских организаций, на которых можно было рассчитывать. Первый экземпляр этой брошюры 11 октября доставил наш агент из штаба 24-го корпуса. Почти в то же время германский генштаб добыл другой экземпляр из полевой канцелярии 23-го корпуса; один экземпляр был добыт в районе Сана, два экземпляра доставила армейская группа фон Кэвесса, а три экземпляра — главный разведывательный пункт во Львове, переведенный к тому времени в Мункач.

Но уже впервые вторжения русских в Галицию раскрыли нам глаза на положение дела. Русофилы, вплоть до бургомистров городов, скомпрометировали себя изменой и грабежом.

Мы очутились перед враждебностью, которая не снилась даже пессимистам. Пришлось прибегнуть к таким же мероприятиям, как и в Боснии, — брать заложников, главным образом, волостных старост и православных священников. О настроениях последних весьма показательны следующие цифры: до начала 1916 г. с отступавшими русскими войсками ушли 71 священник, 125 священников были интернированы, 128 расстреляны и 25 подверглись судебным преследованиям. Таким образом, больше чем одна седьмая часть всех священников Львовского, Перемышльского и Станиславского округов были скомпрометированы.

Вышеуказанная брошюра стала роковой для многих русофилов. Она стала также главной уликой против их вождя, члена рейхсрата Маркова, который был арестован 4 августа одним из первых и отправлен в Вену. Другие вожаки еще до мобилизации скрылись в Россию.