«Вдоль обрыва, по-над пропастью...» - Игорь Васильевич Кохановский
— Васёчек, они прокололись! И этим ты спасен. Сейчас едем в газету, — сказал я возбужденно.
— Куда едем? Зачем?
— Объясняю…
Дело в том, что тогда в «Советской России» (не помню, в каком отделе) работал тот самый Владимир Новиков, благословивший меня на мою магаданскую эпопею.
Я позвонил В.Новикову, объяснил, в чем дело. В ответ услышал: «Приезжайте».
Когда мы приехали, он уже все узнал. Да, очередная кампания припугнуть, приструнить. Последствий никаких не будет, тем более что в статье такая грубая ошибка. Так что, как говорится, можно спать спокойно…
Мы поблагодарили, попрощались и поехали ко мне обсуждать «по спокухе» (наше выражение) все случившееся. «Господи, кто бы мог подумать, — размышлял я про себя, — что бесшабашное балагурство, подтолкнувшее однажды к сочинительству остроумных и озорных песен, в конце концов приведет к тому, что случилось сегодня. Ведь если вспомнить, с чего все началось…»
А вскоре его увезли в больницу: началось кровотечение; видимо, он «развязал» немного после истории с газетой. Положили в Склифосовского. Он позвонил, сказал, что пару-тройку дней там пробудет. Я спросил: «Навестить?» Он сказал: «Не надо».
Через два дня раздался звонок от Паши Леонидова (какой-то дальний родственник отца Володи, который называл себя Володиным дядей — уж больно льстило сознание быть в родстве с самим Высоцким). Он сказал, что Володя не мог до меня дозвониться (телефон был долго занят: соседка по квартире любила поговорить) и позвонил ему, чтоб тот позвонил мне и чтоб я приехал забрать его из больницы к двум часам. Паша предложил, чтобы я заехал за ним, — он тоже хотел повидать Володю, — благо это по дороге (он жил в доме на углу Каретного Ряда и Садовой) и мы вместе поедем за Володей.
Приехали. Володя выглядел явно отдохнувшим и посвежевшим.
Сели в такси, и Паша предложил заехать к нему, посидеть поболтать, попить кофейку.
Когда вошли в его квартиру, я сразу обратил внимание на книжные полки. Бросилось в глаза полное собрание Брокгауза и Ефрона и еще множество книг. По кожаным корешкам с золотым шрифтом на них можно было понять, что библиотека собиралась давно и со знанием дела.
— Пашенька, откуда же у тебя такое богатство? — невольно вырвалось у меня.
— Это что… Вот раньше было действительно богатство.
— А куда же оно делось?
— Прогудел…
— Как так?
— Ребятки, вы сидите с одним из самых крутых в прошлом наркоманов.
И Павел рассказал нам свою историю.
В свое время он окончил библиотечный техникум и очень рано понял, что книги — это капитал. И начал собирать библиотеку, поскольку очень прилично стал зарабатывать: он был прирожденным концертным администратором — так это тогда называлось, а попросту — организатором концертов.
В 50-х годах в начале Неглинной улицы (это здание не сохранилось) был офис «Москонцерта», около которого все дни, как бы сейчас сказали, тусовались артисты всех мыслимых и немыслимых жанров. Здесь сколачивались бригады, которые потом ехали «на чёс» — на гастроли. Этот «чёс» им организовывал Павел Леонидов. Он тогда много не пил и почти все лишние деньги тратил на книги. Заработки росли, а с ними росло и желание хорошо выпить и закусить. Последнее как-то не особо требовалось, а вот первое — все больше и больше. И все труднее было приходить в себя на следующий день после обильного возлияния.
И однажды на этом известном всей Москве «пятачке» на Неглинной к нему подошел один из артистов и, видя, как Паше плохо с перепоя, завел разговор о том, что зря он так себя мучает — напивается, а потом чуть ли не целый день не может в себя прийти. Есть способ «словить кайф» и не мучиться после этого…
Так Паша впервые попробовал наркотики и вскоре на них «подсел».
Чем дальше в лес, как любил говорить Володя, тем ну его на хрен…
Денег заработанных, и немалых, стало не хватать. Тогда он начал продавать книги своей библиотеки. Остались только самые ценные — их он не хотел продавать ни за что, хотя семья иногда голодала. И когда он дошел, как говорится, до ручки, он решил «завязать».
— А что значит — до ручки? — поинтересовались мы.
— А это значит, что моя доза стала — сорок ампул морфия в день!
— Сорок ампул?.. Да какой же организм это вынесет! — вырвалось у Володи.
— Если организм здоровый — выдержит. А я всегда был здоров как бык. Короче, я пришел к врачам и сдался им на милость. Процедуры жуткие, не хочу даже вспоминать. Но с тех пор — всё, как отрезало. Только сигареты, даже кофе, вот вы пьете, а я боюсь, да и не хочется. А библиотеку я потом восстановил, но не полностью, конечно. Не те времена, что раньше. Сейчас многие книги, что у меня были, уже не купишь.
А потом Паша стал писать тексты песен, так как общался он со многими певцами и музыкантами, и тоже достиг определенных успехов. В то время, о котором рассказываю, очень крутым шлягером была песня Юрия Саульского «Тополиный пух», текст которой написал Паша. Может, кто-то помнит слова припева: «Если ты одна любишь сразу двух, значит, это не любовь, а только кажется».
Когда после подписания Хельсинкских соглашений поднялась волна еврейской эмиграции, одним из первых, хотя ему было уже под шестьдесят, уехал Павел Леонидов. У него было две Библии с репродукциями Доре. Одну он подарил Ленинке, а другую ему разрешили вывезти.
Я бы никогда не вспомнил об истории про Пашу, если бы не та жуткая цифра в сорок ампул морфия, цифра, которая аукнется через двенадцать лет.
Мы пришли ко мне на Горького. Володя вдруг предложил:
— А что, если нам сходить попариться, тем более мне после больницы сам бог велел?
— А тебе можно — после больницы?
— А то!
Он куда-то позвонил, быстро переговорил с кем-то и сообщил, что мы идем в лучшую сауну столицы. Она располагалась в комплексе бассейна «Москва» (что был на месте взорванного храма Христа Спасителя, теперь восстановленного) и предназначалась только для избранных (в этой сауне нередко проводили по полдня две закадычные подруги — Екатерина Фурцева и Людмила Зыкина).
Мы позвонили Севочке Абдулову, пригласили присоединиться к нам, у него был Лёша Чардынин (известный кинооператор, снявший не так давно фильм «Журналист» режиссера С.А. Герасимова), и мы вчетвером оказались в этой знаменитой
