Юрий Герман - Подполковник медицинской службы

- Продолжайте наркоз! - сказал Александр Маркович.

Через несколько минут он увидел почку. Осколок засел в ней глубоко, и с ним пришлось повозиться. Дважды у Левина делались мгновенные головокружения, но он справлялся с собою, и только на третий раз велел Верочке подать капли, приготовленные перед началом операции. Веро-чка оттянула повязку с его рта и вылила капли ему в горло. Операция тянулась уже более часа.

Даже Варварушкина стала тяжело дышать. Анжелика Августовна дважды роняла инструмен-ты. Верочка вдруг шепотом сказала: "Боже ж мой, боже мой!"

- Кому не нравится, тот может убираться вон, - сказал Левин. - Или, может, тут есть слишком нервные люди?

Никто ему не ответил. Никто даже не понял, что он сказал. Все знали подполковник болен, ему тяжело, операция сложная, если хочет - пусть ругается любыми словами. Может быть, ему от этого легче.

Прооперировав Боброва, он сел на табуретку и закрыл глаза.

Большое поле с рожью и цветочками проплыло перед ним. Цветочки покачивались на ветру, рожь ложилась волнами, и тени бродили по ней.

Левин открыл глаза.

Анжелика стояла перед ним с градуированной мензуркой в руке.

- Это немножко спирту, - сказала она.- Двадцать граммов. И тридцать граммов вишневого сиропу. Вам будет очень хорошо. Пожалуйста, Александр Маркович, будьте так добры!

Маленькие круглые глазки Анжелики были печальны и полны сочувствия.

Левин выпил и опять закрыл глаза.

Теперь он увидел снег. Снег падал и падал, и цветочки покачивались в снегу. Это уже была чертовщина.

- Я полежу полчаса, - сказал Левин. - В ординаторской. Пусть мне принесут туда чаю и сухарик. Через полчаса позовите меня. И подготавливайте этих двух... этих двух молодых людей. Один - резекция голеностопного сустава, а другой - пальчики. Опять я не помню фамилии...

Он виновато улыбнулся:

- Хороший, чуткий врач непременно знает фамилию и имя-отчество. Когда я был молодым, мне все это давалось легко, а теперь я помню только сущность дела, а остальное забываю. Наверное, меня пора выгонять вон...

- Ну что вы такое говорите! - возмутилась Анжелика.

- То и говорю. Еще есть кто-нибудь на сегодня?

Варварушкина молча кивнула головой. Да, еще один истребитель. Его только что привезли. Доктор Баркан считает, что надо оперировать.

- Хорошо, я посмотрю, - сказал Левин. - Проводите меня, пожалуйста, Верочка, меня тошнит, и эти отвратительные головокружения.

Верочка взяла его под руку и повела к лестнице. Чтоб не выглядеть жалким, он надменно улыбался и по дороге сделал замечание двум санитаркам, разносившим обед.

- Сейчас вам чайку принесу и сухарики, вы себе пока отдыхайте, сказала Верочка, - и до вас никого не пущу. Матроса с автоматом поставлю у двери.

Александр Маркович лег.

Закрывать глаза он боялся.

Лукашевича вызывать уже поздно. Баркана как хирурга он толком не знал. Надо все сделать самому. А тут эти проклятые цветочки перед глазами и поле, в котором растут злаки. Он никогда точно не отличал рожь от пшеницы. И цветы он тоже путал: разные там гортензии или левкои. Или еще хризантемы.

Верочке он сказал:

- Принесите сюда шприц, моя дорогая, и ампулу с кофеином. Вот я выпью свой чай и полежу, а потом вы мне впрысните кофеинчику.

Верочка принесла и то и другое и привела с собою капитана Варварушкину. Та спокойно села возле Левина на диван и теплыми пальцами взяла его запястье. Он смотрел на нее снизу вверх близорукими без очков глазами и тихо улыбался.

- И ничего смешного, товарищ подполковник, - строго сказала Варварушкина. - Я нахожу, что Шеремет был прав. Такое расходование самого себя по меньшей мере нерентабельно.

Левин все еще улыбался. Дверь скрипнула, вошел Баркан. За ним просунулась Анжелика.

- Послушайте, убирайтесь все отсюда! - сказал Левин. - Или человек не может немного отдохнуть? Даже странно, что вы еще не вызвали начальника госпиталя и замполита.

Попив чаю с ложечки, он снял китель и засучил рукава сорочки. Анжелика взяла из рук Верочки шприц и сделала ему укол. Варварушкина подала ему очки. Баркан, заложив руки за спину, сердито глядел на Левина кофейными зрачками.

- Ну, можем идти, - сказал Александр Маркович. - Я отлично себя чувствую. Пойдемте, гвардейцы от медицины. Пойдемте, дети, вперед, и выше мы должны смотреть, вот как!

Он открыл дверь и, напевая под нос "Отцвели уж давно хризантемы в саду", пошел по знако-мому до мельчайших подробностей коридору к той палате, куда привезли раненого истребителя. Очки его блестели. Халат накрахмаленный и серебристый от глажения - приятно похрусты-вал. В зубах Левин держал мундштук, и это придавало всему его облику выражение залихватской независимости. Кроме летчика-истребителя, только что привезли еще стрелка-радиста и двух молодых парней из команды аэродромного обслуживания - они оба попали под бомбежку. Баркан работал у одного операционного стола, Левин у другого. И каким-то вторым зрением Александр Маркович видел, что Баркан действует уверенно, спокойно, сосредоточенно и умно. А Баркан чувствовал, что подполковник следит за ним, - и злился. Злился, еще не понимая, какому высокому чувству подчинена вся жизнь этого крикливого, скандального, неуживчивого человека.

- Если я не ошибаюсь, мне сейчас был учинен в некотором смысле экзамен? - спросил в коридоре Баркан.

- Не говорите глупости! - ответил Александр Маркович.

После операций был еще вечерний обход и перевязки, на которых он присутствовал, сидя, по обыкновению, в углу на табуретке и покрикивая оттуда каркающим голосом. К ночи, съев свою манную кашу и омлет из яичного порошка, он велел себе поставить кресло в шестой палате, где лежали после операции Бобров и капитан-истребитель. Бобров не спал - смотрел прямо перед собою еще мутным, не совсем понимающим взглядом. Истребитель стонал. Дежурная сестра поила его с ложечки водою.

- Дайте ему еще морфию, - сказал Левин, - а утром посмотрим. И принесите мне сюда сегодняшние газеты, я еще не читал. Там, у меня в кабинете на столе.

Просидев еще часа два, он на всякий случай заглянул во все палаты и в коридоре прислушался к шепоту вахтенного краснофлотца. Тот сидел у телефона с "рцы" на рукаве бушлата и не то молился, не то произносил слова какого-то заклинания.

- Вы что шепчете, Жакомбай? - спросил Левин.- Шу-шу-шу? Что за шу-шу-шу?

Краснофлотец встал, обдернул бушлат и улыбнулся доброй и сконфуженной улыбкой.

- Ну? - еще раз спросил Левин.

- Разные слова учу, - сказал Жакомбай.- Много слов есть красивых, а я не знаю, как говорить по-русски. Например: "интеллигенция советская", "интеллигент". В книжке написано.

- Ну и что же такое, например, "советский интеллигент"? - спросил Левин.