Сергей Бояркин - Солдаты Афганской войны

— Что, чадо, бл* жалуешься? Из-за вас, шлангов, весь взвод качают! — и, не дожидаясь ответа, ударил его несколько раз.

Сержанты были очень довольны и постоянно поддерживали действия Якубовича:

— Правильно! Так и надо! Добавь еще!

— Давай, теперь с Ученым, — сказал старшина роты, — А то он слишком умный! Умеет прикидываться — то колено ушибет, теперь мозоль натер!

И мне досталось не меньше. Получать от своего же курка — унизительно и обидно. Ответить Якубовичу я не решился — он намного здоровей и, вдобавок, за его спиной стояла свора сержантов. Сержанты посмеялись, похвалили Якубовича и все они пошли спать.

В тот день в наряд по роте заступил Горохно Михаил — курсант из нашего взвода. Внешний вид у Михаила никак не походил на десантника — толстый, неуклюжий увалень. Кроссы бегал всегда позади всех — на пинковой тяге; на турнике не мог сделать ни то чтобы подъем-переворотом, хорошо, если хоть раз дотягивал подбородком до перекладины. Он вместе с Елкиным прибыл в учебку из Феодосии, на две недели позже всех. К тому времени нам казалось, что мы служим уже вечность, и поэтому страшно им завидовали.

Горохно все видел и ему, видно, тоже захотелось покататься на чужом хребту:

— Эй, Ученый! Иди писсуары мой! Кому сказал!

— Много хочешь! Ты дневальный — тебе и пахать!

— Что ты сказал?! Повтори! — и пошел на меня с агрессивным видом.

Я шваброй, которой мыл пол, размахнулся и пару раз огрел наступающего Горохно. Тут мы сцепились. Драка оказалась непродолжительной — на шум и крики примчался старшина:

— А ну разойдись нах..! Чо это ты, Ученый, развоевался? А-а?! Туалет, что ли, не хочешь мыть? Это тебе не в институтах учиться! Давай, давай, делай что говорят! Знаем вас, хитрожопых — специально в институты поступаете, лишь бы в армии не служить! А кто Родину защищать будет?! Рабочий класс за вас должен два года в сапогах торчать?! Все вы — недоноски и шланги!.. Чадо! Давай, вперед на писсуары!

Это был для меня самый черный день за всю службу. С того дня Якубович стал быстро преображаться в отношениях с другими: вскоре он окончательно превратился в жлоба, и ему стали уступать, как более сильному. За несколько месяцев службы он понял и принял для себя армейское правило: хочешь жить лучше — сделай так, чтобы другой стал жить хуже. Его стали назначать старшим на работах и ставили дежурным по роте. Таким же стал его первый друг — Сорокин. Так в нашем взводе появились и взросли жлобы-надсмотрщики.

После полученного урока у меня уже и в мыслях не было обращаться к врачу — терпел все как должное, даже, превозмогая боль, старался не хромать, чтобы не привлекать внимание сержантов.

РАВНЕНИЕ НА ЛУЧШИХ

Настоящий десантник — это наглая рожа, крепкий желудок и ни капли совести.

Пребывание в учебке подходило к концу. В начале ноября нашему призыву предстояло разъехаться по воинским частям и там дослуживать оставшиеся полтора года. Близилось время нового — ноябрьского — призыва, и мы, получив необходимые знания об армии, должны были освободить им казармы.

Перед самым выпуском из учебки почти всем операторам-наводчикам присваивалось звание ефрейтора. Однако двум-трем курсантам в каждом взводе звание все же не присвоили, и я попал в их число. Поначалу я недоумевал:

— Как же так? Зачеты сдавал нормально, отстрелялся из курсового пулемета нормально, ну разве промахнулся из орудия по танку — так мазали многие.

Впрочем, на зачетных стрельбах мало кто стрелял сам: только запрыгивали в башню и тут же переползали в десантный отсек. А вместо оператора стрелял сержант, который загодя находился в БМД, благодаря чему показатели у взвода были выше.

Видимо, я не вписывался в образ настоящего десантника, который должен не просто быстро выполнять любое задание командира, а, что самое главное, при этом все тяготы и унижения армейской службы переносить свободно, легко, даже с улыбкой; должен гордиться, что посчастливилось служить не где-нибудь, а в элитных воздушно-десантных войсках.

Я вспомнил комсомольское собрание, прошедшее пару месяцев назад. Началось оно как всегда: в расположении роты расставили рядами табуретки, все расселись. В первом ряду сели взводные офицеры и ротный. Тут присутствовали все без исключения, поскольку весь личный состав состоял в комсомоле. Те немногие, которые прибыли в учебку не будучи комсомольцами, в первый же месяц в срочном порядке вступили в ряды ВЛКСМ.

Все шло по обкатанному регламенту: сначала избрали рабочий президиум, который занял свое место за покрытым красной материей столом, потом комсорг роты предложил стандартную повестку дня — подведение итогов социалистического соревнования между взводами за отчетный период. Ее одобрили единогласно. После чего слово было предоставлено докладчикам — комсоргам взводов.

Пока комсорги выступали со своими речами, перед нами на стене укрепили два листа ватмана. На первом плакате было написано большими красными буквами: «Лучшие курсанты роты» и столбиком перечислялось с десяток фамилий. Прочитав этот список, я вначале подумал, что произошла ошибка, поскольку это был полный перечень всех жлобов роты: Баскаль, Карташов, Якубович…

Я смотрел и глазам своим не верил: «Это же ведь подонки и сволочи! И на этих ублюдков мне надо еще равняться?»

Получилось так, что те, кто на гражданке чудом избежал тюрьмы, тут оказались на хорошем счету. Один из них еще до армии за то, что с компанией избили парня так, что тот оказался в больнице, даже проходил по уголовному делу. Пока шло следствие, начался призыв и он успел улизнуть в армию. Буквально недавно пришла справка из прокуратуры, в которой сообщалось, что в связи с тем, что обвиняемый служит в Вооруженных Силах, уголовное дело на него прекращается.

У меня сомнений не было, что эти списки составлялись по мнениям сержантов — зам. комвзводов. Баскаль сразу попал им в любимчики. Со своим взводом он бегал редко и не работал — сержанты его пригрели, доверив работу в каптерке: перекладывать старые и новые хэбэ, сапоги, прочие принадлежности. Он был в доску свой — кому надо, подчинялся, а главное — кого надо, давил. Такой ценный кадр приглянулся и офицерам, и они оставили его в учебке командовать молодым пополнением. Потом рассказывали, как он из своего взвода все соки выжимал. Баскаль прославился тем, что изобретал и внедрял в практику все новые и новые виды наказаний. Одно из изобретений называлось — «поставить взвод в угол». На вечерней зарядке Баскаль командовал: