Леонид Колосов - Мёртвый сезон. Конец легенды

Бармен в белой рубашке с темным галстуком бабочкой и белой курточке, сияя улыбкой и напомаженным пробором, ловко налил нам полтора десятка кружек — традиционный английский «круг». Пивопитие началось… После двенадцатой кружки один из «чиновников», носивший фамилию Ватсон, неожиданно утратил обычную для английских офицеров манеру растягивать слова и заговорил на простонародном лондонском «кокни». Стоявший  рядом со мной Венабле, тридцатилетний парень с аристократическим лицом, каковым в Англии считается вытянутая, похожая на лошадиную физиономия, любивший кстати и некстати упоминать, что его отец — член королевского яхт-клуба (позднее я выяснил, что Венабле был капитаном контрразведки), повернулся ко мне и с презрительной усмешкой шепнул: «И эта серость недавно получила майора!» А так как в английских вооруженных силах в различных родах войск установлены различные наименования воинских званий, то этих слов было достаточно, чтобы понять, что Ватсон служит в армейской разведке или контрразведке…

Еженедельные посещения пивной помогли завязать более тесные отношения с однокурсниками и кое-что узнать. Словом, пивная нас весьма сблизила, чему во многом способствовал канадец Том Поуп.

— Слушай, Гордон, — как-то обратился он ко мне перед лекциями. — Что ты скажешь, если сегодня я приглашу тебя на вечеринку?

— Искренне поблагодарю, если, конечно, ты приглашаешь меня, а не меня вместе с бутылкой виски…

— Ну, этого можешь не опасаться, — несколько загадочно усмехнулся Поуп. — С виски все будет в порядке. Я думаю собрать всех ребят…

— Во сколько?

— В восемь вечера.

— Идет.

— Захвати с собой фотоаппарат. Сделаешь нам снимки на память…

Я видел, как в перерыве между лекциями Поуп старательно обошел всех студентов и некоторых преподавателей, приглашая каждого на своеобразный «мальчишник».

Канадский дипломат жил на широкую ногу и снимал шикарную квартиру в посольском районе к северу от Кенсингтонского дворца на улице Пор-честер-террас. Будучи дипломатом, Том мог покупать виски и другие напитки с большой скидкой. И все же, прибыв к нему, я был поражен обилием спиртного. Бутылки стояли не только в баре, но и на полу, загромождая один из углов зала. Рядом возвышался открытый термос в виде бочонка, набитый льдом. На специальных подставках выстроились небольшие бочонки с пивом и крепким сидром. Закуска, если не считать хрустящего картофеля, жареных орешков и соленой соломки, практически отсутствовала.

Я в принципе знал об обычае пить не закусывая и плотно поужинал, прежде чем идти к Тому. За стол не садились, да и незачем было. Еды практически не было никакой. Гости вначале стояли небольшими группками, разговаривали, потягивая виски или джин, разбавленные содовой водой или апельсиновым соком. Постепенно, по мере поглощения спиртного, разговор стал более шумным, а темы более разнообразными: и политика, и женщины, и погода, и предстоящие скачки… Но больше всего делились воспоминаниями, ибо все участники вечеринки уже успели объехать полсвета.

Чего-чего тут только не вспоминали!

— Это был отличный парень, он работал со мной в Гонконге, — рассказывал какую-то историю, связанную с похождениями его агента, один из «чиновников».

— Это лысый, в очках? Когда быстро говорит, начинает слегка шепелявить? — уточнял портрет другой гость.

— Он был у меня на связи до пятьдесят второго…

Я, конечно, не имел ни малейшего желания влезать в разговор. Молчал, подливая себе в бокал содовой, и слушал, ибо многое стоило запомнить…

— Ты помнишь историю с этим старым индусом, который никак не хотел умирать, — услышал я, когда перешел к другой группе. — Наши парни сыпали ему яд в рис, стреляли из автомата по окнам. Устроили маленькую аварию, когда он полз на своем «додже», а он все был жив… И знаете, как его убрали! Чистый смех…

Что ж, это тоже стоило запомнить.

Я чувствовал себя уютно, ибо все складывалось как нельзя лучше.

— Гордон, — тронул меня за рукав хозяин, — тебе не скучно?

— Нисколько.

— Фотоаппарат взял?

— По-моему, да.

— Неси скорее…

Однокурсники уже знали, что фотографирование было моим хобби, и никто не удивился, увидев у меня фотоаппарат с электронной вспышкой. За этот вечер я сделал несколько десятков снимков, пообещал всем прислать фотографии. А так как было это в последний день семестра, то и записал, естественно, адреса присутствующих. Словом, это был тот невероятный случай, когда рыба сама прыгала на сковородку рыбака. Оставалось только подливать масла…

Со временем мои однокурсники все меньше и меньше придерживались своих легенд, и постепенно удалось узнать их звания, специальные службы, к которым они принадлежали, чему во многом способствовал, сам того не подозревая, Том Поуп, по-прежнему регулярно устраивая вечеринки. Иногда это были «мальчишники», иногда встречи, на которые приходили с женами. Таким образом, в моем альбоме (и, разумеется, в Центре) появились фотографии и некоторых «разведдам».

В конце учебного года Том опять пригласил всех к себе. Один из «чиновников» сказал, что он уже позвал к себе знакомого с женой и поэтому не сможет прийти. Гостеприимный Том тут же предложил ему привести своих знакомых, что тот и сделал. Познакомившись с новым человеком на вечеринке, я понял по его поведению и связям, что он скорее всего — сотрудник какой-либо специальной службы, а посему на всякий случай сфотографировал его и записал фамилию. Потом я забыл и об этом случае, и о существовании этого господина Элтона. Каково же было мое изумление, когда, уже находясь в тюрьме, я неожиданно узнал его. Так случилось, что именно Элтону контрразведка поручила вести мое дело…

После выпускных экзаменов студенты в соответствии с традицией устроили прощальный вечер, для чего был выбран большой китайский ресторан, принадлежавший известному в свое время боксеру Фредди Миллсу. Вечер закончился изъявлениями взаимных дружеских чувств, все отъезжающие на свои посты за границу обменялись адресами с остающимися. Большинство не удержалось от того, чтобы не похвастаться новыми назначениями, поскольку почти все получили повышения.

Несколько человек направлялись в Пекин. Многие ехали в Гонконг. Американец Бредт возвращался в США.

— А ты, Гордон? — спросил он меня.

Пока поживу здесь, потом двину в Китай.

— Что ж, может быть, еще увидимся.

— Вполне…

Бредт знал, что, как американца, в группе его недолюбливали, и поэтому общался главным образом со мною и Поупом — канадцы были как бы двоюродными братьями и англичанам и американцам.