Роберт Гейтс - Долг. Мемуары министра войны

«Благодаря нашим отважным мужчинам и женщинам в военной форме, нашему гражданскому персоналу, а также многим нашим партнерам по коалиции, мы достигли поставленных целей… Мы приступаем к выводу войск, к выводу с позиции силы… Цель, которую мы преследуем, достижима, и ее просто сформулировать: нет такого убежища, из которого «Аль-Каида» или ее подручные могли бы планировать нападения на нашу страну или на наших союзников… Сегодня вечером мы вздохнем спокойно, ибо накал войны ослабевает… Пусть впереди еще немало темных дней, в Афганистане налицо движение к миру и стабильности. Длительные войны близятся к ответственному завершению… Америка, пора сосредоточиться на государственном строительстве у себя дома».

Восемь дней спустя я покинул пост министра обороны. Мой первый бой в качестве министра был за Ирак. Мой последний бой был за Афганистан. Все четыре с половиной года в министерском кресле прошли на фоне войны. Я прослужил дольше многих своих предшественников, кроме четверых, и воевал каждый день. Настало время отправиться на покой. Моя война наконец завершилась.

Глава 15

Размышления

На протяжении всех четырех с половиной лет моего пребывания в должности министра обороны президенты Буш и Обама проявляли по отношению ко мне уважение, доверие и внимание. Оба они предоставили мне возможность и честь служить своей стране. Члены конгресса, за несколькими исключениями, равно республиканцы и демократы, тоже держались со мной уважительно и любезно как наедине, так и публично. В целом СМИ оценивали мои действия на министерском посту положительно, хоть и критично, а по вашингтонским меркам их оценка была, можно сказать, необыкновенно позитивной. В составе обеих администраций мне нравилось работать со многими, и я наслаждался нашей совместной работой: будь то в Белом доме, в Совете национальной безопасности, в министерствах и ведомствах и, конечно, прежде всего в министерстве обороны. Удостоенный такого отношения (о котором многие другие старшие руководители могут лишь мечтать), причем это относится ко всем восьми президентам, кому я служил, почему же я испытывал ощущение, что постоянно воюю со всеми подряд, как уже неоднократно отмечалось на страницах этой книги? Почему я так часто злился? Почему так не хотел возвращаться в правительство и в Вашингтон?

Да потому, что, несмотря на всеобщую «приятность», добиться чего-либо внятного и вразумительного было чертовски трудно, даже в разгар двух войн. Бюрократическая инерция, сами масштабы Пентагона, внутренние конфликты в системе исполнительной власти, межпартийный разлад в конгрессе по каждому вопросу, споры вокруг оборонного бюджета, ограниченность и целенаправленная лоббистская корысть множества конгрессменов, «перетягивание каната» в Белом доме и СНБ, особенно при Обаме, стремление контролировать все и вся, мелочная опека… В результате каждый шаг, каждое действие превращались в источник потенциального конфликта и постоянного стресса – в гораздо большей степени, нежели в прежние времена, когда я занимал пост директора Центрального разведывательного управления. Я охотно ввязывался в эти схватки, особенно отстаивая интересы войск и успех их миссии; время от времени я даже, признаюсь, смаковал перспективы развития подобных конфликтов. Но постепенно «вашингтонский синдром» стал меня утомлять, тем более что я старался воздерживаться от проявления партийных привязанностей и сохранять спокойствие и рассудительность в любых ситуациях.

Многие из этих конфликтов я описал на предыдущих страницах. Я старался честно излагать свои мысли, не скрывал ошибок и по мере сил старался быть объективным в описании поступков и мотивов других людей. Уверен, некоторые, если не многие, сочтут, что я, как говорится, перегнул палку, в особенности там, где позволял себе критику. Что ж, в завершение своих весьма личных мемуаров я хочу подняться над сугубо конкретными вопросами и поговорить о широкой «панораме событий» при двух президентах – ведь я был непосредственным участником многих процессов и событий.

Меня призвали на государственную службу, чтобы я помог спасти войну в Ираке, а позднее, как оказалось, сделать то же самое в случае Афганистана. Если коротко, меня позвали выиграть две войны, причем обе, когда я вступил в должность, велись из рук вон плохо. К моменту, когда я прибыл в Вашингтон, мы уже воевали в Афганистане дольше, чем участвовали во Второй мировой войне, а в Ираке завязли на более длительный срок, чем в свое время на Корейском полуострове. Афганистан в итоге оказался самой долгой военной операцией американской армии за пределами США, а Ирак стоит вторым в этом списке. К концу 2006 года Америку уже тошнило от войны. А конгресс просто не мог слышать это слово.

Еще не так давно разговоры о войнах велись в терминах поражений и побед. С окончания Второй мировой войны минуло почти семьдесят лет, которые наглядно продемонстрировали, что потерпеть поражение в войне по-прежнему возможно (примеры – Вьетнам и, до определенной даты, Ирак), а вот определить победу крайне сложно (подтверждением чему служат корейская война и все последующие конфликты). В декабре 2006 года я рассматривал свои задачи как простые и, скажем так, относительно скромные, но и они виделись почти недостижимыми. Полагаю, я уже объяснил, что надеялся в Ираке стабилизировать ситуацию таким образом, чтобы грядущий вывод американских войск не воспринимался как стратегическое поражение Соединенных Штатов или как катастрофа с глобальными последствиями; в Афганистане же требовалось только сформировать дееспособное местное правительство и создать армию, достаточно сильную, чтобы не допустить возвращение талибов к власти и помешать «Аль-Каиде» снова использовать страну в качестве «стартовой площадки» для террористической деятельности по всему миру. Эти цели были скромнее, чем цели президента Буша; кроме того, я был убежден, что установление демократического правления и организация эффективного управления в обеих странах займет гораздо больше времени, чем предполагала администрация. Смею думать, что мои «минималистские» цели в Ираке достигнуты, а в Афганистане будут достигнуты в ближайшие годы.

Будь я министром обороны США зимой 2002/03 года, не уверен, что посоветовал бы президенту Бушу вторгнуться в Ирак. Поскольку меня принято именовать реалистом во внешней политике – как и моих наставников, Брента Скоукрофта и Збигнева Бжезинского, которые возражали против вторжения, – многие считают, что я высказался бы против войны или каким-то образом предотвратил катастрофу, последовавшую за победоносным началом. Но стоит ли лукавить? Кто знает, что было бы на самом деле десять лет назад? Помнится, тогда я публично поддержал решение президента. Опираясь на свой опыт аналитика ЦРУ, я, возможно, усомнился бы в донесениях разведки о наличии в Ираке оружия массового поражения. А может быть, привел бы те же доводы в пользу сохранения существующего режима и против оккупации Ирака, какие приводил перед войной в Персидском заливе в 1990–1991 годах. Безусловно, я тешу себя надеждой, что после первоначальных успехов я сумел бы предотвратить или смягчить последствия ряда катастрофических решений. Но это лишь мои догадки.