Pink Floyd. Закат дольше дня - Игорь Котин
Сид Барретт
Сколь важны для песни стихи?
Стихи очень важны. Я думаю, хорошо, если у песни больше чем одно значение. Возможно, такую песню способно понять гораздо большее количество людей, и это неплохо. С другой стороны, мне нравятся простые песни. Мне нравится «Arnold Layne», потому что я считаю её очень ясной песней.
Повлияло ли художественное образование на сочинение?
Только на темп работы, я научился работать упорно. У меня есть тенденция брать строчки из других произведений – строчки, которые мне нравятся, а затем я пишу вокруг них, но я осознанно не делаю их похожими на картины. В самом деле, это просто сочинение хороших песен таким способом.
Как появилась «Arnold Layne»:
Я начал писать эту песню когда ещё был в Кембридже. Строчку «Moonshine, washing line» я взял у Роджера, нашего бас-гитариста, – на задворках его дома всегда были длинные бельевые верёвки. Я подумал, что Арнольд должен иметь хобби, и с этого всё пошло. Арнольда Лэйна просто прикалывало одевание женских тряпок. Многие люди такое делают – так давайте посмотрим в лицо правде. Можно возражать против подобных стихов, но в действительности в них нет ничего непристойного.
Кстати, сочиняя песню, я не был под влиянием допингов. Сначала появилось название, а остальное возникло вслед за ним.
Загадка Эмили:
Я спал в лесу после выступления на севере города. И сквозь лес увидел девушку, хохочущую и танцующую. Это была Эмили. Её образ и обозначен в «See Emily Play»…
Есть ли демократия в команде?
Да, все мы сочиняем песни. Наш первый альбом будет включать только номера, сочинённые нами. Около девяти моих, остальные – других участников группы. И тот, кто сочиняет песню, тот и продюсирует её.
Работа над первым альбомом Pink Floyd:
«The Piper at the Gates of Dawn» в некотором отношении был очень трудным. Привыкание к студии и всё такое. Но было весело, мы частенько валяли дурака. И я тогда упорно работал, осталось очень много материала с тех пор, что-то даже вошло в «The Madcap Laughs».
Текст «Chapter 24» – из книги «И-Цзин»; был среди нас кто-то, кто очень этим интересовался; большая часть слов была взята прямо оттуда. И ещё – «Lucifer Sam»; в то время я не очень-то понимал эту песню, но три или четыре месяца спустя она обрела смысл.
Насколько студийная техника способствовала успеху дебютного альбома?
Мы приходим, играем, и наше особое звучание просто получается. Мы никогда не идём в студию с какой-либо другой целью, кроме как записать хорошую коммерческую пластинку.
По поводу выпуска первого сольного сингла «Octopus» / «Golden Hair»:
Я не думаю, что сделать сингл – это однозначно хорошая идея. Но он был записан. В него вошли композиции из альбома. Когда я покинул группу, я много времени потратил на эту запись. Однако это был разумный шаг.
Любимая песня из собственных:
«Octopus» – моя любимая песня. Я вынашивал её в голове примерно полгода, прежде чем действительно написал. Может быть поэтому она вышла такой хорошей. Идея была – сделать номер наподобие песни «Green Grow the Rushes Ho», где у вас есть, скажем, двенадцать строчек, каждая связана с предыдущей и с общей темой. Любой дурак поймёт такие стихи, на самом деле. А затем приходит припев, меняется темп, но целостность песни от этого лишь укрепляется.
Оценка «The Madcap Laughs»?
Мне нравится то, что получилось. Только альбом был выпущен значительно позже, чем сделан. Я хотел, чтобы это было единое произведение, которое люди будут слушать от начала и до конца. Стремился, чтобы всё там было связано и сбалансировано, темпы и настроения ответвлялись одно от другого. И я надеюсь, что так альбом и звучит. Он есть у меня дома. Правда, сейчас я его почти не слушаю.
Влияние фантастики и сказок:
Нет. За исключением книг «Journey into Space» и «Quatermass», которые я прочитал, когда мне было пятнадцать. Может быть, оттуда это и пошло.
А сказки я очень люблю. Думаю, повлияла и жизнь в Кембридже – природа и прочее. Там всё такое чистое, до сих пор тянет назад. Возможно, если бы я остался в колледже, то мог бы стать учителем. Ушёл из колледжа и внезапно оказался без всего этого окружения, связь потеряна.
Любимые записи и книги:
Я не покупаю много пластинок – их кругом столько, что прямо и не знаешь, что слушать. Дома у меня есть только Бо Диддли, некоторые альбомы роллингов и битлов, а также старые джазовые записи. Мне нравится группа Family, у них есть несколько хороших песен.
У меня дома валяются книжки Шекспира, Чосера, знаете таких? Но я не читаю много. Возможно, следовало бы.
Гитара:
Я всегда пишу с гитарой. У меня есть большая комната, я просто вхожу туда и работаю. Мне нравится писать слова и музыку одновременно, так что, когда я иду в студию, у меня есть слова с одной стороны и музыка с другой. Очень похоже на то, что в своих песнях я больше пытаюсь создать настроение, нежели рассказать историю. Было бы здорово писать песни с ещё большим настроением.
О Райте, Уотерсе и Мэйсоне после своего ухода из группы:
Игра в группе и сам ритм жизни в ней были для меня слишком медленными. Я ведь быстро бегаю. А после нескольких месяцев в Pink Floyd я был уже «не тот». К тому же выбор нашего материала был тесно связан с их образом мысли. Они ведь студенты архитектурного, – не самые интересные люди, я бы сказал… Я имею в виду, каждому, кто ходил в художественный колледж вроде моего, казалось, что он заслужил право ходить в этот колледж. Но выбор материала был ограничен, я полагаю, тем фактом, что мы оба, Роджер и я, писали разное. Мы сочиняли собственные произведения, играли собственную музыку. Они были старше года на два, я думаю. Мне было восемнадцать или девятнадцать. Я не знаю, был ли тут какой-то конфликт. За тем исключением, что, когда мы начали играть, со стороны это, возможно, не так впечатляло, не давало того толчка, который должно было. Я имею в виду, всё было очень хорошо, но не захватывало. Можно было подумать, что спишь.
Это не было войной, на самом деле. Полагаю, проблема заключалась в пренебрежительном отношении к отдельным вещам. У нас не было ничего такого, что могло бы всё решить за минуту. Я имею в виду, мы разошлись, и возникло много проблем. Не думаю, что они были у Pink Floyd. Но для меня это было ужасным событием; возможно, я сам себе нанёс этот удар…
Художник:
Я художник, я учился на художника. Но я рисовал меньше, чем надо было. Знаете, когда полностью поглощён рисованием, это приносит огромное облегчение. В колледже меня не хватало на изящные искусства, я не слишком задумывался. Меня это сильнее поглощало, когда я был на художественном отделении, стремясь стать успешным. Но это не превосходило эмоций от выступлений в «UFO» и прочих такого рода местах и того факта, что группа становилась всё значимей и значимей.
Помогла ли «кислота» покинуть команду?
Не думаю, что это имеет большое отношение к творчеству. Знаю только, что играть, быть музыкантом – это очень взвинчивало. Понятно, что лучше уйти с серебряной гитарой в зеркалах и со всякими штуками на ней, чем как те люди, которые заканчивали на полу или ещё где-то в Лондоне. Основная идея в том, что я не так сильно всё осознавал, как, наверное, должен был. Я имею в виду, что статус участника лондонского молодёжного андеграунда мной не обязательно сильно осознавался и чувствовался.
Я помню в «UFO» одну неделю играла одна группа, следующую – другая. Заезжали, уезжали, настраивали аппаратуру… Но я не думаю, что всё было максимально оживлённо. Мы просто занимались тем, что создавали микрокосм из всяких философий, и всё это тяготело к определённой дешевизне. Суть была в том, что надо было чем-то объединить шоу. И суть была в том, что мы не жили в роскошных местах в окружении роскошных вещей. Думаю, я бы всегда поддерживал такую штуку – роскошную жизнь. Наверное, потому что склонен мало работать.
Мне, в общем-то, повезло… Я всегда думал о том, чтобы
