Сергей Голяков - Рихард Зорге

И на первом же заседании нового кабинета Хирота заявил, что он намерен начать переговоры с гитлеровской Германией.

Началась подготовка к заключению «антикоминтерновского пакта».

По Гиндзе шествовала необычная процессия. Парадный полицейский эскорт расчищал ей путь, оттесняя к обочинам автомобили и рикш. С тротуаров на процессию глазели толпы токийцев.

Триста человек, стараясь держать равнение, шагали по центральной улице японской столицы, улыбались и приветственно махали руками. Над их головами плыли транспаранты с фашистской свастикой, портреты Гитлера, флаги рейха. В первой шеренге вышагивал сам длинноногий посол Германии Герберт Дирксен. Рядом с ним семенил министр иностранных дел Японии Хациро Арита. За ними маршировали все остальные немцы токийской колонии. Этим торжественным шествием 26 ноября 1936 года был ознаменован заключенный накануне в Берлине «антикоминтерновский пакт».

Рихард шагал почти в самой голове колонны: после отъезда корреспондента гитлеровского телеграфного агентства ДНБ Зорге стал вместо него нацистским фюрером немецкой колонии, местным «вождем», с которым теперь должен был считаться даже сам посол. Кроме того, он организовал в Токийском университете кафедру немецкой филологии, сам преподавал на ней и пользовался среди немцев репутацией ученого.

Где-то в хвосте колонны, среди живших в Токио немецких промышленников и инженеров шел и Клаузен, глава недавно открытой фирмы фотопечатных изделий «Макс Клаузен и Ко» — скромный, но начинающий преуспевать коммерсант.

Шествие завершилось у известного всем дорогого ресторана «Токио кайкан», места правительственных приемов.

Здесь торжества были продолжены: начался обмен речами. Выступил Дирксен. Он говорил, что германо-японский союз — это «сердечное сближение арийцев с самураями». Министр Арита разглагольствовал о «красной опасности», намекал: новое соглашение направлено против Советского Союза.

Конечно, ни тот, ни другой и словом не обмолвились о секретных статьях подписанного в Берлине пакта. Для кого секретных? Рихард слушал речи посла и министра — и, прикрыв глаза, словно бы перечитывал текст полученной утром радиограммы из Центра: «Не могу не отметить очень точную вашу информацию на всех стадиях японо-немецких переговоров… Вы правильно нас информировали и помогли нам…» За этими строчками Рихард угадывал голос комкора. Хорошо. Значит, Москва довольна работой «Рамзая».

Да, это были трудные месяцы. Переговоры между немцами и японцами начались еще весной, вскоре после февральского мятежа. Они велись и в Токио и в Берлине.

Здесь, в Токио, о ходе переговоров был в курсе Эйген Отт. Через него проходили документы, присылавшиеся из Берлина, и материалы, поступавшие из генштаба японской армии. Каждый новый документ он старался обсудить с Зорге. Важные сведения поступали к Рихарду и от Иетоку Мияги, усердно писавшего в тот период портреты генералов генштаба.

В результате Зорге удалось узнать не только основное содержание секретного военного соглашения, приложенного к договору о пакте, но и все его детали. И едва представители Гитлера покинули Токио, как полный текст всего сверхсекретного соглашения уже лег на стол в кабинете на втором этаже небольшого дома в тихом московском переулке.

Особенно доставалось в эти дни Клаузену. Он выходил в эфир ночами и на рассвете, в разгар дня или по вечерам, каждый раз меняя место и время передачи, чтобы пеленгаторы полковника Номуры не засекли радию. Он передавал донесения с различных квартир — со своей, от Бранко, от Мияги. А чаще всего из автомобиля, делая остановки то в переулках, то на загородных шоссе.

С тех пор как ему удалось заменить тяжелую и громоздкую аппаратуру Бернхарда на передатчик поменьше, дело пошло на лад. Клаузен обеспечивал стабильную радиосвязь с Центром в любую погоду, в любое время суток. Сконструированная и собранная им рация легко умещалась в небольшом чемодане, который в руках «делового человека», каким слыл глава фирмы «Клаузен и Ко», не вызывал никаких подозрений. И все же Макс на этом не успокоился. Он переконструировав передатчик так, чтобы его жена Анни могла при необходимости легко переносить аппарат в разобранном виде с квартиры на квартиру. Завернув части аппарата в фуросики — японский шелковый платок для свертков, Анни преспокойно клала их на дно своей хозяйственной сумки и, прикрыв всякой снедью, безбоязненно ходила по городу.

У себя дома Клаузен работал на втором этаже, в маленькой, выходящей окнами в сад комнате, куда никто, кроме него, обычно не входил. О появлении в доме гостей его предупреждал громкий звонок в передней. У него всегда было в запасе несколько минут для того, чтобы собрать бумаги, выключить передатчик и как ни в чем не бывало спуститься вниз. И все же опасность постоянно напоминала о себе.

Как-то рано утром Клаузен вышел в эфир и, держа руку на ключе, мерно отстукивал группы цифр. Работы было много. Точка… тире… точка…

Макс мысленно представил себе своего корреспондента; какой-нибудь молоденький связист в защитной гимнастерке сидит у приемника и отстукивает на машинке текст сообщения, которого с нетерпением ждут там, в Москве. Макс никогда не видел этого связиста. Но он знал: у этого парня отличный «почерк». «Вернусь в Москву — обязательно отыщу его», — подумал Клаузен, автоматически нажимая на ключ.

Вдруг он почувствовал: что-то отвлекает и раздражает его. Но что именно? В тишину утра прокрались какие-то посторонние шорохи. Клаузен огляделся. В комнате никого не было. Но шорохи усиливались. Радист взглянул в окно — и обомлел. На верхних, ветвях большого дерева, росшего перед самым окном, бесцеремонно усаживался какой-то человек с черной брезентовой сумкой на груди.

— Какого черта вам тут надо? — грозно крикнул Клаузен.

— Извините, господин. Я из управления Службы озеленения города, — широко улыбнулся японец. — Ваше дерево слишком разрослось. Нужно подрезать отдельные сучки.

Клаузен захлопнул окно, опустил штору. Сердце громко стучало. Что это? Случайность? Или полиция подослал еще одного своего агента?

Макс быстро закончил передачу и тут же разобрал передатчик. Несколько дней он ходил сам не свой. Но, к счастью, все обошлось благополучно.

Было и еще немало случаев, когда Клаузену казалось, что ищейки напали на его след. Однажды он возвращался в своей машине от Вукелича. Передатчик в чемодане лежал на сиденье. Вдруг машину остановил полицейский. Стал спрашивать, куда он едет и откуда. Подозрительно посмотрел на чемодан.